Православное обучение и воспитание детей в условиях современной приходской жизни. Воцерковление или духовное воспитание детей Роль родителей в воцерковлении детей

«Религия должна присутствовать в жизни ребенка ненавязчиво…»

Получив редакционное задание со столь непростой темой, я, признаться, была премного озадачена. Конечно, существуют фундаментальные теоретические труды классиков русской педагогики. Их анализ и изучение – дело, несомненно, важное, но при хроническом дефиците времени сложно исполнимое. Да и теория без практики, как известно, вещь мертвая. Потому в качестве своих собеседников я выбрала людей, которые, быть может, как никто другой, связаны с практической стороной обсуждаемого нами вопроса. Одна из них – Ирина Игнатович – преподаватель приходской Воскресной школы с почти двадцатилетним стажем работы, другая – многодетная мама – Елена Морозько.

В 1982 году окончила Центральные республиканские заочно-стационарные курсы иностранных языков при Киевском государственном университете. Долгое время работала в центре научно-технической информации в отделе патентной литературы.
В 1987 году окончила Белорусский общественный институт патентоведения.
С 1993 года – преподаватель Воскресной школы прихода храма святого благоверного князя Александра Невского в г. Гомеле.
С 1994 несет клиросное послушание чтеца и уставщика. Имеет двоих взрослых детей.

МОРОЗЬКО ЕЛЕНА АЛЕКСАНДРОВНА
В 1995 году окончила Гомельский политехнический институт по специальности «инженер-технолог».
В настоящее время – домохозяйка. Мать четырех дочерей.
Младшей – 1год, старшей – 16 лет.

Свой разговор предлагаю начать с самого трудного. Поговорим об ошибках. Чего нужно постараться избежать родителям, стремящимся воцерковить своих детей?

И. Игнатович:
– Самая распространенная ошибка – наложить на ребенка то, что хочешь выполнить сам. Взрослые приходят в храм, сами только начинают воцерковляться, и им кажется, что их дети, вместе с ними воцерковляясь, переживают то же, что и они. Если я пришла и могу 2,5 часа простоять, то почему же мой ребенок не будет стоять, ведь это же такая благодать, он постоит, напитается этим, ему же так будет хорошо! А малышу 5 лет, и он просто не может столько выстоять. В этом случае для мамы лучшим будет самопожертвование. Нужно привести ребёнка, побыть с ним в храме минут 30, то есть столько, на сколько у ребёнка хватит внимания.
Е. Морозько:
– 16 лет назад я церковь не посещала и поэтому первый ребенок не воцерковлялся с самого рождения. Сказать, что мы воцерковляем детей, будет не совсем верно. Мы сами воцерковляемся, а они вместе с нами. Взаимодействует духовный мир членов семьи. Если кто-то из родителей становится ближе к Богу, то внутри у него что-то меняется, то ребенок это, соответственно, чувствует. Да, сразу вспоминаются слова батюшки Серафима «стяжите дух мирен…». И если в родителях этого духа нет, это оказывает соответствующее влияние на детей и общую атмосферу в семье. Тоесть невозможно приобщить ребенка к вере, если ты сам не стремишься постоянно жить по ее законам.

Родительский пример, авторитет, постоянное внимание к детям – все это, несомненно, важно, но может ли быть достаточным только семейное христианское воспитание, или без традиционной детской Воскресной школы все-таки не обойтись?

Е. Морозько:
– Мои дети посещают приходскую Воскресную школу, но это их личное желание. Полезно ли? Очень многое от учителя зависит. Педагог должен быть человеком глубокой веры и тогда он может донести что-то детям. Дома нужно разговаривать с ребенком на тему того, о чем говорили в Воскресной школе. Что он понял и что ему понравилось. Здесь важно, чтобы теория переплеталась с реалиями семейной жизни. Чтобы в семье был мир, покой, доброжелательность, не было споров и ссор. Тогда ребенок будет воцерковляться сам собой. Важно, чтобы вот такое настоящее внутреннее воцерковление не замещалось только внешним – молиться, поститься и ходить на службу в храм.
И. Игнатович:
– Я считаю, что посещение Воскресной школы необходимо. Ведь очень многие семьи живут церковными преданиями с маленькой буквы. На приходах существует множество мифических суждений о вере и Церкви. Так вот, в Воскресной школе это все развенчивается и преподносятся суждения Церкви по тем или иным вопросам через каноны, уставы, учения святых отцов, а не то, как одна бабушка сказала, даже если эта бабушка посещает храм уже лет 30. Посещают Воскресную школу по-разному, некоторые по 6-7 лет подряд ходят. Был случай, когда девочки пришли в 7 классе, а закончили посещать только через 2 года после окончания университета, и то только потому, что переехали в Минск. Есть и такие, которые приходят, и сразу же уходят, и их ничем не задержишь. Есть такие, которые уходят, а потом через год-два появляются.
Я заметила, что из самых таких хулиганистых потом со временем получались самые хорошие слушатели. Но, тем не менее, в подростковом возрасте уходят многие, и я считаю, что это в какой-то мере правильно. Это такой возраст, когда молодой человек должен понять, кто он и что он, и должен понять это сам.
Авторитет Церкви они должны подкрепить внешними впечатлениями. Вот вы мне рассказывали так, а я хочу узнать, что мне расскажут другие люди. Он уходит, но уходит с какой-то «прививкой», и ему есть куда вернуться. Это, как говорят, надо пожить немного со свекровью, чтобы оценить маму. Может, надо немножко отойти от Церкви, посмотреть, как другие люди живут, чтобы потом вернуться, но уже навсегда.

То есть, насколько я понимаю, главная функция Воскресной школы – сделать человеку некую духовную «прививку», дать хотя бы минимальный набор знаний о вере?..

И. Игнатович:
– Важна не сумма знаний как таковых, а важно дать ребенку понять, что есть мир помимо этого, который живет по другим законам, по Божьим, и где тебя обязательно любят, какой бы ты ни был. Самый важный эффект от религиозного образования – это дать ребенку вот эту «прививочку любви». Что здесь он всегда нужен, его выслушают, поймут и дадут совет.
Вот у меня был один трогательный случай. У нас есть мальчик один, у него сложное положение из-за лишнего веса. И на одном из уроков я говорила, что Бог любит абсолютно всех. А он встал и спросил: «Бог любит всех? И даже таких толстых, как я?».
Ему было очень важно знать, что он для Бога такой же, как и все остальные, а, следовательно, и для тех людей, которые любят Бога.

До сих пор мы говорили как бы о внутренней стороне вопроса, но ведь церковный уклад жизни подразумевает активное участие человека в богослужебной практие Церкви, ее постах, таинствах и обрядах. Как, в какой мере к этому нужно приобщать детей?

Е. Морозько:
– Моей старшей дочери – шестнадцать, ее уже не заставишь делать то, чего она по каким-то причинам не хочет. Она сама решает, идти на исповедь или нет, поститься или нет. Здесь решающую роль играет предыдущее воспитание. А для 4-летней Саши пост – это не смотреть мультики.
Бывает, дети часто в пост навещают бабушку с дедушкой, а они что-то совсем не постное предлагают, то тогда, в первую очередь, думаешь о любви, чтобы все-таки не ссориться на этой почве. Мир важнее. Думаю, дети должны принимать посильное участие в домашней молитве. Я, частенько бывает, пытаюсь специально сделать так, чтобы они увидели, как я молюсь утром или вечером, чтобы они понимали, чем живет их мама. Особенно младенцы впитывают все. Очень важно привлекать детей к участию в различных праздничных обрядах, чтобы они чувствовали себя участниками церковного события, а не наблюдателями. О церкви у ребенка должны быть добрые воспоминания. Можно поручить им что-нибудь сделать к празднику. Например, собрать или купить букет к иконе Божией Матери. Или вместе с ними покрасить яички к Пасхе. Если вы печете кулич – пусть малыш сам добавит в тесто сахарный песок. Возьмите его с собой, когда пойдете освящать куличи или яблоки. Пусть он сам несет тарелочку в храм, пусть он сам поставит в кулич свечку и сам зажжет её. Ведь им хочется быть максимально причастными этому таинственному загадочному ОСВЯЩЕНИЮ, тем более, что они увидят, как много людей пришли в храм за этим же самым, что для огромного количества людей это имеет большое значение. Освящение вербы, яблок, меда, поклонение Кресту и Плащанице, Крестные ходы – это замечательные наши православные традиции, участие в которых по силам и трехлетним малышам. Их обязательно надо привлекать к этому, чтобы они видели подготовку к празднику и участвовали в ней. Ведь они так хотят быть важными, как взрослые. И день Прощеного воскресенья пусть не проходит мимо них. Как бы смешно это не казалось, нужно попросить прощения и у своих детей, даже если им всего три-четыре года. Обнимите их и скажите: «Доча, прости меня, иногда я обижаю тебя». Вы не уроните свой родительский авторитет – напротив, поднимите его в глазах ребенка. Наши дети тоже обижаются на нас, мы, чего греха таить, бываем часто несправедливы к ним.

Как и во всяком большом и сложном деле, в воцерковлении детей существуют свои этапы.

И. Игнатович:
– Сначала маленькому ребенку нужно показать дом Бога и объяснить, что в этом доме нужно вести себя благоговейно. Это не площадка для игр. Это то место, куда мы с тобой ходим нечасто, придем туда ненадолго. Здесь нужно вести себя тихо-тихо, чтобы не распугать ангелов и не помешать молиться людям. В этом месте ты обязательно получишь от Бога немножечко силы, чтобы расти дальше, чтобы не болеть и любить маму, тебя помажут маслицем и дадут совершенно удивительную вещь в ложечке – лекарство от смерти, которое Бог нам оставил, так как Он сам бессмертный и только Он может дать это лекарство.

Посещение храма с маленькими детьми требует небольшого времени и максимального внимания. А как быть, когда родителям необходимо бывать на службах, а оставить ребенка не с кем? Как уследить за малышом во время службы?

Е. Морозько:
– Я уж в притворе пятый год стою (смеется). А если серьезно, то вспоминается описанный в одной книге случай, как однажды бабушки-прихожанки пожаловались митрополиту Антонию Сурожскому на то, что дети мешают во время службы молиться. Владыка пообещал убрать всех детей в том случае, если хоть кто-то поднимет руку и скажет, что у него не было во время службы праздных мыслей. Но этот человек также говорил и о том, что Бога слышишь в тишине, и грех эту тишину нарушать. Потому нужно стремиться искать какой-то компромисс, какую-то золотую середину, чтобы и детям не навредить, и прихожанам не помешать.

А что происходит, когда дети становятся старше?

И. Игнатович :
–В школьном возрасте нужно говорить больше о заповедях и о практическом приложении этих заповедей в жизни. Почему нельзя воровать, лгать, завидовать, что получается, если мы ослушаемся. В таком возрасте следует говорить, что вы будете ходить в церковь столько, сколько вы хотите.
В подростковом возрасте и старших классах необходимо читать Евангелие и разговаривать на житейские темы, в основном о семье. В этом возрасте у них влюбленность и любовные драмы. И нужно обязательно им показать, что любовь – это совсем не то, что они переживают. А вот чтобы научиться настоящей любви, для этого и существует Церковь.

Многие православные родители стараются всячески оградить детей от искушений и страстей внешнего мира. Но ведь так не может продолжаться всегда, дети взрослеют, и сами хотят разобраться, где добро и где зло. Да еще нередко то и другое хотят испытать на практике.

И. Игнатович:
– Ребенка нужно правильно подготовить к переходу в открытое общество. Настанет момент, когда он все равно узнает и о телевидении, и о бандитах, и о Гарри Поттере, и сигаретах, и о наркотиках, и о многом ещё таком, о чем даже думать-то стыдно. Нельзя скрывать от детей существование всего этого. Нужно правильно объяснять им истинные ценности вещей, предупреждать их об опасности, предостерегать. Но ни в коем случае не изолировать от этого мира и не делать вид, что этой грязи не существует. Они должны быть готовы эту грязь распознать и отвергнуть. В противном случае они погибнут – морально, а то и физически. Безусловно, родители испытывают боль за своих детей от понимания того, с чем им в будущем придется столкнуться. Но это неизбежно. Наша обязанность – подготовить их к вступлению в этот мир. Детям, выросшим в изоляции, невероятно тяжело адаптироваться в новых условиях, когда они попадают в школу – из атмосферы добра, ласки, благожелательности в жестокий мир детей, которым не привили начал морали. Здесь и дети из пьющих и неблагополучных семей, из семей, где проповедуется девиз «забей слабого», эгоизм, деньги и достаток как высшее начало. Мы обязаны объяснить, как могут подставить, как надо вести себя в том случае, если тебя обвиняют в том, чего ты не сделал, почему нельзя бездумно участвовать во всех предприятиях, которые предлагают новые товарищи, почему нельзя поддаваться, даже если тебя называют трусом.

P. S.
Религия должна присутствовать в жизни ребенка ненавязчиво. Дети должны прочувствовать её. Очень полезно обращать их внимание на прекрасные творения Божии – на цветы, звезды в вечернем небе, различных жучков, бабочек, на милых котят и щенков, чтобы они могли радоваться торжеству жизни, почувствовали её хрупкость, научились все это ценить и видеть в каждом творении отражение Творца. И пусть Бог открывается им через вашу любовь, через созерцание прекрасного, через гармонию природы. И тогда, однажды, глядя в бесконечное синее небо, усыпанное бриллиантами звезд, ваш малыш скажет «Там – Бог» не потому, что вы ему об этом сказали, а потому, что он это почувствовал сердцем.

Записала
ЕВГЕНИЯ ВАЩИЛОВА

За последнее десятилетие, отмеченное активным возрождением церковной жизни, воскресные школы в той или иной форме появились в большинстве приходов Русской Православной Церкви. Они вносят значительный вклад в дело воцерковления и религиозного образования детей, причем не только из церковных семей, но и тех, у кого родители далеки от Церкви.

За последнее десятилетие, отмеченное активным возрождением церковной жизни, воскресные школы в той или иной форме появились в большинстве приходов Русской Православной Церкви. Они вносят значительный вклад в дело воцерковления и религиозного образования детей, причем не только из церковных семей, но и тех, у кого родители далеки от Церкви. Вместе с тем, в процессе осмысления деятельности воскресных школ выясняется, что в работе многих из них существует немало проблем, как организационного, так и методического характера. Об этом, в частности, говорилось на прошедших недавно Рождественских Образовательных Чтениях. Результатом недостаточно эффективной работы воскресных школ часто становится формальное образование и поверхностное воцерковление их воспитанников и, как следствие, последующий уход из Церкви многих из них в подростковом и взрослом возрасте. Поэтому в настоящее время актуальна задача усовершенствования методических подходов к образовательной деятельности воскресных школ и их организационной структуры. В настоящем бюллетене мы помещаем материалы, в которых рассматриваются проблемы приходского религиозного образования и рассказывается о полезном опыте работы воскресных школ.

Православное обучение и воспитание детей в условиях современной приходской жизни

О. Константин, каково место воскресной школы в жизни Церкви?

Место воскресных школ в церковной жизни и их внутреннее устройство должны определяться той главной задачей, которая перед ними ставится. Это воцерковление и церковное воспитание детей.

Разумеется, существующие воскресные школы часто решают и другие воспитательные и образовательные задачи, так что ученики этих школ, воцерковляясь, приобретают ещё и полезные знания и навыки, чему можно только радоваться. Но без воцерковления даже знание назубок Священной истории и литургики может быть бесполезным для спасения души и даже вредным. Поэтому задача воцерковления и церковного воспитания должна рассматриваться как главная, а все остальные — только в соотнесении с ней.

Какими, на Ваш взгляд, должны быть программы обучения в воскресной школе?

На первый взгляд представляется несомненным, что вероучительные предметы, такие как православный катехизис, Священная история, литургика и другие, должны быть основой воскресной школы. Если наши дети будут знать заповеди Божии, хорошо ориентироваться в Библии, понимать смысл литургии и других богослужений и таинств, это сделает их церковными людьми. Но сделает ли?

Во-первых, наличие знаний по Закону Божию у нецерковного человека может быть неполезно ему. Ведь, как любому из людей неприятно, если кто-то, не любя его, что-то разузнаёт о нем, так и Богу неугодно, чтобы кто-то разузнавал о Нём с холодным сердцем. Основные истины веры обязательно должны быть проповеданы детям, но это не то же самое, что обучение Закону Божию. Богословие должно постигаться, в первую очередь, не умом (хотя и это желательно по возможности), а сердцем. Но сердечное познание Бога, духовный опыт обретается не столько на уроках, сколько — при содействии благодати Божией — вообще в жизни: в семье, в храмовой общине, в богослужении, в личной молитве, в общении с духовником, ну и на уроках тоже.

Во-вторых, обучение, как правило, невозможно без некоторого принуждения, но, когда речь идёт о взрослых церковных людях (например, студентах семинарии), то можно сказать: «Не хочешь учиться — уходи». В воскресной же школе такой подход недопустим. Принуждение при преподавании вероучительных дисциплин может отвратить от Церкви многих учеников.

Наконец, опыт воскресной школы, которой я руковожу, показывает, что воцерковлённым юношам и девушкам нетрудно самостоятельно подготовиться к экзамену по Закону Божию, даже если в воскресной школе эта дисциплина преподавалась слабо (по причине отсутствия хороших законоучителей). С 1994 по 1999 год 13 выпускников нашей воскресной школы поступили в различные вузы Московской Патриархии.

В свете выше сказанного представляется даже опасным требовать, чтобы вероучительные предметы обязательно преподавались в каждой воскресной школе. Желательно, но не обязательно. И, во всяком случае, необязательно, чтобы они были ее стержнем.

Что же должно быть стержнем воскресной школы?

Что Бог пошлёт. Ответ может показаться несерьёзным, но давайте вспомним, что главной задачей воскресной школы является воцерковление детей. То есть мы хотим, чтобы дети через неё вживались в церковную общину. Для этого сама воскресная школа должна быть органичной частью приходской общины, а ведущие преподаватели школы — ее активными членами.

Но ведь общину не собирают искусственно, это невозможно. Можно и даже бывает нужно пригласить специалиста, например, преподавателя Закона Божия. Он может оказаться прекрасным благочестивым человеком, преподавателем высокого класса, у него могут возникнуть хорошие отношения с настоятелем, сотрудниками прихода и прихожанами — и всего этого, однако, недостаточно, чтобы человек стал членом общины. Тут есть какая-то тайна. Во всяком случае, ясно, что стержнем воскресной школы может быть только такая деятельность, которой могут заниматься люди, уже входящие в общину.

Конечно, при большой организаторской сноровке можно «сколотить» православно ориентированное учебное заведение с преподаванием Закона Божия и любых других предметов. Но если оно не будет живой частью церковной общины, дети не будут через него воцерковляться. Хорошей воскресной школе естественно начинаться с одного педагога — настоятеля, а потом подключаются к работе его духовные чада (по мере появления) и люди, которых приглашают специально для работы в воскресной школе.

Какие всё же наиболее предпочтительные стержневые занятия можно выделить?

Во-первых, детский хор. Образно говоря, его КПД значительно выше, чем у прочих занятий. Чтобы создать небольшой детский хор, достаточно одной комнаты для репетиций и одного православного, любящего детей профессионала-хоровика. Конечно, хор, собранный из музыкально необразованных ребят, скорее всего не сможет выступать на престижных концертах. Но через хор дети естественно привлекаются к литургии; хор сам является объединяющим делом, требует сравнительно мало средств и обеспечивает подготовку и проведение праздников. Если детский хор поёт за литургией, естественно, чтобы дети причащались. Конечно, нельзя причащать детей против их воли или ругать за нежелание причаститься.

Во-вторых, скажем об участии воспитанников воскресной школы в богослужении. Старшие мальчики могут прислуживать в алтаре. Конечно, не все. Не все хотят, не все к этому способны, не во всяком храме алтарь может вместить всех желающих. В нашем храме от алтарников независимо от возраста требуется благоговейное поведение во время службы, строгое послушание старшим, участие в уборке алтаря.

Есть воскресные школы, стержнем которых является сбор материалов о новомучениках, социальное служение, паломничества по святым местам, обучение иконописи, разным ремёслам. Таким стержнем может быть, конечно, и преподавание Закона Божия, если получается.

Продолжая тему об участии воспитанников в богослужении, хотелось бы спросить, каков, во Вашему мнению, педагогический потенциал церковных обрядов?

Все мы знаем, конечно, что обряды не спасают сами собой. Важно, что внутри человека, а внешнее благочестие ценно лишь постольку, поскольку оно есть проявление благочестия внутреннего. С другой стороны, также известно, что внешнее влияет на внутреннее. Когда человек в простоте, не гордясь, что он этим якобы угождает Богу, целует икону или зажигает свечу, или кланяется, то душа его подстраивается под действия тела, и тогда телесные действия обретают духовное значение, помогают человеку настроиться на молитву.

Но в добавление к этому церковные обряды имеют ещё и обучающий потенциал. Например, кланяясь перед иконой и прикладываясь к ней, человек узнаёт, что икона есть предмет поклонения, учится почитать того, кто изображён на ней. Когда ребёнок целует благословляющую руку священника, он узнает без объяснений, что батюшка — значительное лицо. Приобщая детей к церковным обрядам, можно ненавязчиво, но эффективно способствовать укоренению в их сердцах и умах многих христианских истин.

Здесь же заметим, что систематическое чтение детям Священного Писания (не «Детской Библии»!) и житий святых (не сказок на житийные темы!) оказывает на детей очень глубокое воздействие. Слово Божие ложится в сердце человека как семя, и, если не будет отвергнуто злым сердцем (не так даже важна реакция ума), то прорастёт и принесёт плоды. Внешне это может показаться незаметным, но значение для духовной жизни человека будет иметь гораздо большее, чем любые истины, воспринятые только умом.

Часто приходится слышать, что одной из основных проблем воскресных школ является нецерковное поведение их воспитанников. В чем, на Ваш взгляд, здесь проблема и каковы пути ее решения?

Думаю, что причина подобных явлений, общих для многих церковных школ, не обязательно в плохой работе педагогов и плохом домашнем воспитании. Хотя, разумеется, недостатки есть, но, даже если бы мы были святы и гениальны, трудности с нравственностью подростков в церковной школе не исчезли бы. Почему?

Во-первых, современные дети большую часть времени проводят в нецерковной среде. Надо учитывать, что воздействие окружающего развращённого мира глубоко и оно в значительной мере обуславливает и мировоззрение и вкусы не только недавно пришедших в школу детей, но и тех, кто провёл с нами несколько лет, и даже детей из церковных семей.

Во-вторых (и это главное), кроме соблазняющего мира и действующих в нём злых духов, есть ещё таинственный промысл Божий о человеке (в том числе, и о каждом из наших учеников), не всегда совпадающий с нашими добрыми, на первый взгляд, планами.

И, в-третьих, есть свобода человека. Он или свободно принимает благую волю Божию о себе, или своевольно отвергает её и живёт так, как ему попущено.

Поэтому, не снимая с себя ответственности за духовные судьбы детей в наших церковных школах, мы всё же должны смириться с тем, что большинство подростков в переходном возрасте будет огорчать церковных воспитателей своим поведением. И должен ставиться вопрос не как совершенно избежать этого, а как нам себя вести с нашими воспитанниками, такими, какие они есть. Терпеть плохое поведение подростков — это наш родительский крест. И родителей по плоти, и родителей по школе.

В церковной школе, к которой дети не привязаны ничем внешним (например, возможностью бесплатного получения хорошего образования по какому-нибудь предмету), обязательно будет большой отсев учеников. А церковная школа, в которой нет большого отсева, столкнётся с проблемой нецерковного поведения церковных детей. Можно было бы просто отчислить всех, кто поступает недостойно высокого звания ученика церковной школы. Но это значило бы лишить детей духовной поддержки как раз в тот самый период, когда они в этом больше всего нуждаются.

Подростки не так плохи, как может показаться, когда сталкиваешься с их иногда весьма неприглядными поступками. Не всё, но многое в их поведении определяется не их произволением, а возрастом, который, как известно, проходит, и мирскими соблазнами. Поэтому правды о духовной жизни мы от ребят не скрываем, считая снижение нравственных требований опасным обманом, и зло называем злом, но и из воскресной школы их не выгоняем до последней возможности.

Если мы хотим помочь детям перерасти их вредные в духовном отношении увлечения, мы должны стараться, оставаясь самими собой, войти с ними в такой контакт, чтобы они не скрывали от нас своих взглядов, своих переживаний. Если мы будем держать в общении с детьми только высокий аскетический тон, то большинство даже верующих детей окажется вне нашего влияния.

Но стоит ли священнику идти на дискотеку, чтобы и там быть с детьми (такие опыты известны)? Думаю, что нет, иначе снисхождение к их немощи дети будут воспринимать как благословение, а это очень разные вещи. Можно знать о непохвальном поведении кого-нибудь из ребят и до времени не заострять на этом внимания, но, когда будет удобно и полезно, выказать свое действительное отношение. Если же священник сам будет участвовать в обычном времяпрепровождении современных детей (пусть даже с благой целью), то как он сможет направить их к высшему?

Как себя вести в конкретных ситуациях? Когда нужно «закручивать гайки», а когда сделать послабление? Когда жёстко поставить перед мальчиком или девочкой, а может быть, и перед целым классом, вопрос: «Или ты меняешь свое поведение, или уходишь», а когда сделать вид, что не заметил даже очень серьёзного проступка? Да поможет нам Бог в решении этих проблем.

Педагог может быть в лучшем случае живым и согласным с волей Господа, Его орудием, даже соработником, но методики спасения нет и быть не может. Есть методы обучения, методы нравственного воспитания, но нет методов спасения. Из этого, конечно, не следует, что не нужно работать с детьми, а следует, что полагаться нужно только на Бога, нужно молиться за детей Богу. Сама работа с детьми в воскресной школе должна быть внешним проявлением сердечной молитвы за них. Именно сердечной. Тут мало устной и мало умной молитвы. Должно быть сердечное, обращённое к Богу желание, чтобы подросток встал на истинный путь Христов, ведущий в жизнь вечную. Насколько сильно в нас это желание и обращено ли оно к Богу? Этот вопрос стоит перед каждым приходским священником и перед каждым церковным педагогом. Наши дети в трудном и опасном положении. При этом они душевно слабы, а духовно не вполне определились. Их нужно буквально вымаливать.

О. Константин, расскажите, пожалуйста, об опыте работы Вашей воскресной школы при Успенском храме г. Красногорска

В воскресной школе при Успенском храме г. Красногорска в настоящее время занимается более 200 детей. Состоит она из двух частей: обычной воскресной школы, ничем особенно не отличающейся от большинства воскресных школ, куда дети приходят 1-2 раза в неделю, и церковной музыкальной школы, ученики которой получают образование в объёме хорового отделения государственной детской музыкальной школы.

Концепцию нашей приходской работы с детьми можно вкратце сформулировать так. Община при храме — это большая дружная семья, состоящая из воцерковлённых людей. Дети, находясь на территории храма и общаясь с ними, постепенно сами входят в их число и становятся церковными людьми. При этом почти не имеет значения, какие предметы есть в такой воскресной школе. Важно вовлечь детей в общение, и те, кто захотят воцерковляться, воцерковятся.

Мы привлекли большое число детей, заинтересовав их и их родителей бесплатным музыкальным образованием. В подробности я сейчас вдаваться не буду, а расскажу о том, в чём мне видится жизненность и в чём — недостаточность нашей концепции и как мы предполагаем разрешать возникшие проблемы. Для этого немного расскажу, с чего началась и как развивалась наша приходская и школьная жизнь.

В 1991 году, когда при Успенском храме г. Красногорска зародилась воскресная школа, наша церковная община была совсем маленькой, человек 10-20. Когда мы впервые поехали в Оптину пустынь в 1992 году, то все уместились в 25-местном ПАЗике, в 1993 году поехали 45 человек, а с 1994 года в один автобус мы уже не умещались. В общине было много юношей и девушек, которые вполне благопристойно, но с удовольствием и интересом общались между собой, дружили, влюблялись. Очень многие старались побольше времени проводить в храме и при храме, по возможности шли в церковь работать. Были тёплые душевные взаимоотношения, при этом люди вполне серьёзно воцерковлялись: молились, причащались, старались бороться со своими страстями.

Вот в такой обстановке и развивалась первое время наша воскресная школа. Дети её очень любили. Школьные классы располагались рядом с комнатами, где жила семья настоятеля, рядом была и церковная трапезная. В общем, большая семья. Воскресная школа была её органичной частью. Дети, вживаясь в воскресную школу, естественно вживались в церковную общину и, само собой, начинали жить и литургической жизнью вместе со взрослыми.

В ходе осмысления выше сказанного и родилась концепция воскресной школы как своего рода семьи, в которую нужно ввести детей под любым предлогом, лишь бы только они оказались в церковной среде. Душевное общение с православными людьми, посильное участие в церковных делах, участие в богослужениях, причащение Святых Христовых Таин, конечно, очень способствовало и способствует воцерковлению детей.

Жизненность этой концепции проявилась в разных аспектах. Отмечу хотя бы то, что из нескольких десятков детей, которые прошли через нашу воскресную школу, около двадцати стали алтарниками и певчими, один рукоположился, несколько человек учится в разных вузах Московского Патриархата.

Чтобы не возникало слишком радужного впечатления, скажу, что несколько человек из наших выпускников, к сожалению, охладели к церковной жизни, перестали причащаться. Насколько я могу судить, причина в том, что их в переходном возрасте захлестнули плотские страсти. Кто-то из них, мы надеемся, со временем вернётся в Церковь, а кто-то, может быть, и нет. Но тут дело не в концепции воспитательной работы, а в трагизме нашей земной жизни, которая есть не место упокоения, а поле духовной брани.

Теперь о недостаточности рассматриваемой концепции воцерковления. Она стала ощущаться нами года два назад, и мы осознаём её всё больше.

Во-первых, община выросла количественно. Само по себе это, конечно, хорошо, но ведь не бывает дружеских компаний из ста человек. А примерно столько братьев и сестёр стало садиться за праздничный стол на Рождество или Пасху.

Во-вторых, молодёжь, из которой, в основном, состояла первоначальная община, женилась и вышла замуж, пошли и умножились дети. Занятые домашними делами, люди, естественно, стали меньше времени проводить в храме, приходя только на богослужения.

В-третьих, если первые три-четыре года я как настоятель и председатель Приходского совета мог почти каждого, кто жаждал трудиться в храме, принять на работу, то теперь штат заполнился, и принимать на работу новых людей приходится редко. С другой стороны, нужды храма заставляли и заставляют принимать в штат сотрудников подходящей квалификации, но не обязательно своих по душе и по духу. Таким образом, состав общины стал всё меньше совпадать с составом сотрудников. И если первые годы после открытия храма дети, приходя в воскресную школу, приходили одновременно как бы в большую семью, теперь это уже не так. Я не могу сказать, что стало плохо, нецерковно, но стало совсем не так уютно, как раньше.

В-четвёртых, заметные изменения произошли и в учениках. В первые годы существования воскресной школы дети приходили или родители их приводили в неё ради приобщения к Церкви, а мы уже сверх этого давали детям ещё и музыкальное образование (ради удержания их от прогулов), то теперь появилось значительное число детей, которых привели в нашу школу только ради бесплатного образования. С большинством родителей почти отсутствует живое общение, мы их почти никогда не видим ни в храме, ни на школьных мероприятиях, а отношение родителей к школе и к Церкви, конечно, сказывается и на отношений детей.

Наша концепция оказалась жизненной, если община небольшая, состоит из вполне церковных людей и между её членами существуют тёплые дружеские отношения. Тогда всё равно, чем заниматься с детьми, лишь бы они только пришли и им понравилось. Мы учили детей петь, читать с листа хоровые партии и играть на фортепиано, а попутно, как бы невзначай, они приобщались и к церковной жизни. Теперь мы чувствуем и видим, что нужно «на ходу» усовершенствовать концепцию нашей уже давно существующей школы.

Каким, в связи с этим, видится будущее Вашей школы?

В сложившейся сегодня ситуации, когда численность приходской общины около ста человек, когда её состав и структура далеко не совпадают с составом и структурой приходского штата, когда большинство членов общины — люди семейные (неженатых молодых людей не так уж мало, но сегодня не они задают основной тон в общине) и не могут проводить в храме много времени (кроме участия в службах), когда делом, объединяющим всех, стало именно храмовое богослужение, думается, и воскресная школа не должна оставаться только, так сказать, шлюзом, через который дети втягиваются в церковную жизнь, а сама должна зажить полноценной богослужебной жизнью.

Текущий учебный год мы намерены завершить, в основном, по старому учебному плану, а со следующего учебного года предполагаем ввести еженедельное участие всех школьных хоров в литургии (сейчас они поют на службе раз в месяц), заменить предмет «музыкальная литература» на «историю богослужебного пения» и сократить до возможного минимума занятия фортепиано. Уровень пения мы будем стараться сохранить и по возможности повышать, но за соответствие стандарту светской музыкальной школы так держаться, как раньше, уже не будем. Это, конечно, понравится не всем родителям и не всем ученикам. Кто-то от нас уйдёт, но кого-то, я думаю, Бог пошлёт на их место.

О концепции воскресной школы «Живоносный Источник»

Воскресная школа, действующая при храме иконы Божией Матери «Живоносный Источник» в Царицыно, была организована по благословению настоятеля храма протоиерея Георгия Бреева в октябре 1991 года. В первый период существования школы ее деятельность, по преимуществу, носила традиционный характер. В школе обучалось в то время примерно 50 детей школьного возраста и работало 12 педагогов. Взрослые люди в воскресной школе в тот период не обучались.

Начиная же с сентября 1995 года, воскресная школа «Живоносный Источник» становится некой живой лабораторией по упорядочиванию учебно-воспитательной работы и разработке концепции семейной воскресной школы.

Созидательная деятельность воскресной школы «Живоносный Источник» началась с осмысления ряда типичных педагогических ошибок, связанных с религиозным образованием и катехизацией. Внимание педагогов было обращено на то, что духовные знания, преподаваемые в школе, очень быстро утрачивались детьми, и процесс воцерковления, на необходимость которого учителя постоянно указывали детям, происходил трудно и поверхностно. Зачастую в подростковом возрасте дети вовсе теряли интерес к посещению и школы, и храма.

Было выдвинуто предположение о том, что в ходе религиозного образования и катехизации педагоги не могут занять правильную позицию по отношению к ученикам: происходит неоправданное отождествление функций педагога, воспитателя и функций священника, пастыря. Священник наделен властью от Бога проповедовать Евангелие, толковать Заповеди Божии, призывая ко Спасению. Задачей же педагогов является не столько призыв ко Спасению, сколько формирование духовного произволения, т.е. желания спастись. Для этого, в свою очередь, необходимо раскрыть перед учащимися существо православной веры таким образом, чтобы она воспринималась ими не как совокупность требований и запретов, а как система духовных ценностей, наполняющих жизнь смыслом и содержанием.

Когда же необходимость Спасения просто декларируется или звучит как призыв, тогда воцерковление искусственно форсируется и совершается поверхностно. Это прививает учащимся не любовь к Богу и Церкви, а либо опасный для православной веры церковный магизм, либо — ощущение необходимости исполнять обязательный религиозный долг. Очевидно, что в том и другом случае подрываются основы личной свободы человека, поэтому в подростковом возрасте многие юноши и девушки начинают открыто противостоять такого рода призывам и требованиям.

Вторая существенная ошибка, допускаемая в ходе катехизации, состоит в том, что педагоги нередко невольно искажают евангельский дух преподаваемых духовных дисциплин. Утверждение Спасителя о том, что мир во зле лежит вследствие человеческих грехов, нередко преподносится учащимся так, что это приводит их не к выводу о необходимости преображения себя и окружающего мира, а к пугливому и малодушному желанию укрыться от проблем этого мира в Церкви. В связи с этим само Спасение трактуется как необходимость бежать и прятаться за стенами храма от искушений и соблазнов, а не как необходимость духовного подвига по преодолению своей немощи с помощью Божией, через деятельную христианскую любовь по отношению к ближним. В связи с этим становится очевидным, что нельзя строить деятельность воскресной школы таким образом, чтобы она напоминала некую духовную оранжерею, помогающую лишь защитить и укрыть учащихся от злого окружающего мира. Школа должна воспитывать и укреплять в человеке веру в благой промысел Божий и готовность исполнить святой долг воина Христова, утверждающего мир, добро и любовь всюду, куда бы ни направил его Господь.

Третья ошибка в деятельности воскресных школ связана с отрывом духовного образования детей от естественных условий их воспитания и развития в семье, а также желанием абстрагироваться от тех больных проблем, с которыми сталкиваются дети и подростки в семьях на современном этапе жизни страны. Желание «воспарить» над реальными насущными проблемами семьи, показать идеализированную картинку человеческой жизни, отсутствие готовности вникнуть в сложные, а иногда и трагические обстоятельства жизни детей в семье, превращает православие в «мечту о прекрасном», лишает учеников трезвенного и смиренного отношения к объективным трудностям жизни. В результате подобной позиции преподаватели не укрепляют, а, напротив, невольно ослабляют духовные силы своих учеников, формируя неоправданные ожидания, что жизнь в семье может измениться сама собой. Более того, рисуя радужную картинку жизни верующего человека, не совпадающую с суровой реальностью, педагоги душевно располагают к себе детей, которым в семьях живется особенно трудно. Иллюзия возможности заменить собой маму и папу несчастного ребенка может просуществовать недолго, но она оказывается чрезвычайно вредной и для родителей, и для ребенка, и для самого педагога. Семейный уклад жизни является очень стойким и прочным психологическим образованием. Его влияние на душу ребенка и духовный потенциал развития его личности очень велико, поэтому наивное предположение о быстром преодолении негативных стереотипов сознания вряд ли оправдано. Педагоги не должны насильно вторгаться в жизнь семьи через сознание детей, их задача — деятельно помогать родителям по-христиански воспитывать собственных детей, вникая в их проблемы, духовно просвещая и подсказывая полезные педагогические приемы.

Четвертый источник проблем воскресных школ связан с недооценкой опасности энтузиазма неофитства и игнорированием достижений педагогической и психологической науки. Декларативная, эмоционально-экзальтированная манера преподнесения духовных знаний, связанная с установкой сразу, без промедления «воцерковляться», выхолащивает глубокое духовное содержание преподавания и не дает ученикам возможности продумать и прочувствовать Слово Божие. Навязчивая и вычурная эмоциональность утомляет слушателей и делает речь педагога искусственной.

Из сказанного следует, что для эффективной деятельности воскресной школы необходима разработка специальной концепции, в которой были бы учтены отмеченные выше трудности и недостатки. В данной концепции должны быть отражены: основные цели и задачи духовного образования и катехизации, базовый методологический подход к организации религиозного обучения и воспитания, организационно-педагогические способы и методы работы с учащимися, ожидаемые результаты работы.

Прежде всего, необходимо вычленить специфическую функцию, которую выполняет воскресная школа, являющаяся начальной ступенью религиозного образования. При этом следует учитывать, что значительная часть учащихся воскресной школы еще стоит на перепутье, еще только стремится обрести православную веру, надеясь, что педагоги воскресной школы им в этом помогут. Учащийся приносит в своем сознании опыт мирской повседневной жизни, протекающей в семье, причем в нынешних условиях нередко уже разрушенной или находящейся на грани разрушения. Проблемы, конфликты, противоречия, обиды и разочарования, — вот тот фон, на котором предстоит строить преподавание духовных дисциплин. На уроках Закона Божия и Катехизиса учащийся постепенно знакомится с особенностями церковной жизни в христианской общине, вхождение в которую требует усвоения принципиально иных взаимоотношений: терпения, смирения, кротости, веры, надежды и любви. Проповедь о Спасении, воспринятая сначала только умом, должна еще быть разумно осмыслена и обогащена личными религиозно-мистическими переживаниями, а также практическим опытом христианского делания по преобразованию своей семейной жизни. Таким образом, воскресная школа имеет свои специфические цели и задачи, выполняя функцию своеобразного «переходного мостика», связывающего мирскую и церковную жизнь. Этот переход не может совершиться одним скачком и требует определенных усилий и времени. С одной стороны, воскресная школа должна помочь человеку духовно осмыслить имеющийся опыт жизни в миру, с другой стороны, — она должна указать ему подлинный Источник освящения и преображения этой жизни — Спасителя Христа — и сделать Его духовно близким и желанным Образом. Можно сказать, что основной целью деятельности воскресной школы является формирование произволения ко Спасению у современного человека, живущего в условиях распадающейся семьи.

Отношения между церковью и миром, опосредованные деятельностью воскресной школы, должны соответствовать евангельскому духу искупительной миссии Христа Спасителя, который не отверг мира, но принял за него добровольную крестную смерть, победив злобу мира сего божественной жертвенной Любовью. Распятие Христово — обращение и призыв человечества к подвигу полноты жизни в Боге и с Богом, подвигу непрестанного служения ближним. Руководствуясь этими соображениями, понимаешь, что в основу создания воскресной школы, воспитывающей подлинных православных христиан, должна быть положена идея духовного подвига и самоотвержения, которую нужно раскрыть на примерах, понятных современному человеку. Таким образом, произойдет необходимое углубление понятия «воцерковление» и переход к его подлинному смыслу, основанному на принятии Креста Господня.

Сказанное выше показывает, что организация воскресной школы предполагает создание специальной духовно-культурной среды, т.е. атмосферы, воспитывающей понимание и жажду христианского подвига. Желаемая духовная среда формируется соответствующей ориентацией проповедей священников и проведением преподавателями тематических занятий. Для того, чтобы уроки по духовным дисциплинам открывали глубинный смысл воцерковления, у преподавателей воскресной школы должен быть личный духовный опыт преодоления различных жизненных трудностей и испытаний. По выражению русского православного философа И.А. Ильина, «Христа надо не проповедовать, а исповедовать».

Понимая, что ученики воскресной школы, прежде всего, нуждаются в духовном осмыслении и христианском устроении условий жизни в семье, целесообразно принимать для обучения в воскресной школе не только детей, но и их родителей. Преподавание духовных дисциплин родителям должно содержать не только раскрытие догматов Православной Церкви, Заповедей Божиих и духовных законов мироздания, но и примеры проявления божественных истин в практической жизни людей. Особенное внимание следует уделять случаям из повседневной жизни, касающимся семейных отношений и воспитания детей. В таком случае родители имеют возможность открыть для себя могучий духовный потенциал православной семьи и радостное ощущение духовной сопричастности членов семьи друг другу.

Но для того, чтобы людям открылась возможность получить практический опыт семейной жизни, построенной на христианских началах, воскресная школа должна помочь им организовать новые виды общения и взаимодействия друг с другом. Поэтому при воскресной школе должна развернуться не только духовно-просветительская, но и духовно-практическая деятельность по ряду направлений, фактически соединяющая людей и восстанавливающая их прежде разрушенные взаимоотношения. К числу приоритетных направлений должны быть отнесены те, которые позволяют воссоздать совместную молитву и литургическое общение, общий досуг семьи (кружки и творческие студии), общее переживание праздников, совместные экскурсионные и паломнические поездки, общее домашнее чтение, посещение литературно-поэтических и музыкальных вечеров, совместный труд и пр. Существенным фактором регуляции и нормализации семейных отношений может стать помощь православного психолога-консультанта, осуществляющего доступный благотворительный прием.

В целом, структуру учебно-воспитательного процесса, организуемого в семейной воскресной школе, можно представить в виде трех концентрических окружностей: центральное звено — литургическое общение родителей и детей, совместное участие в церковных Таинствах; среднее звено — их параллельное духовное просвещение (катехизация); а внешнее звено — практическое общение и взаимодействие, организованное на христианских началах по ряду жизненно важных направлений.

Благодаря семейной направленности деятельности воскресной школы «Живоносный Источник», численность учащихся в ней (детей и взрослых) за четыре года работы достигла 450 человек. В школе работают более 40 педагогов, среди которых 15 человек — руководители кружков и творческих студий, которые имеют возможность посещать не только дети, но и их родители. Ежемесячно учащиеся воскресной школы имеют возможность совершать 2-3 семейных экскурсионно-паломнических поездки по монастырям Москвы и святым местам Подмосковья. В течение года воскресная школа организует 5 общешкольных праздников, среди которых большой популярностью пользуется семейный праздник «Отчий Дом».

Духовные дисциплины преподают в воскресной школе опытные педагоги, большинство из которых имеют духовное образование, полученное в Свято-Тихоновском Богословском институте или на катехизаторских курсах Отдела религиозного образования и катехизации Московского Патриархата. В течение учебного года 6-7 раз все ученики воскресной школы посещают богослужения и совместно участвуют в церковных Таинствах.

Сказанное выше убеждает в целесообразности дальнейшей разработки концепции семейной воскресной школы и обмена опытом по организации ее работы.

И.Н. Мошкова — директор воскресной школы
«Живоносный Источник» в Царицыно,
кандидат психологических наук

ВОЦЕРКОВЛЕНИЕ ШКОЛЫ

(На память о С.А. Рачинском).

С.А. Рачинский написал немного. И не словом, но делом красна его память. В эпоху великого общественного возбуждения и подъема, в эпоху великих реформ прошлого века он удалился в свое сельское уединение. И здесь вложил всю волю свою и всю душу в единое и живое дело, в дело создания церковной школы, школы церковного духа, школы под сенью под сенью Церкви. Это был творческий опыт. Вскоре он был повторен сверху и во Всероссийском размахе, через учреждение церковно–приходских школ. Смута снесла и разорила церковно–народную школу. Живое преемство дела прервалось. Но замысел остался жив и с новою силою оживает, должен ожить теперь, как творческое задание в предстоящей борьбе за народную душу, за подлинную и Святую Русь. И память воскрешает уроки прошлого опыта, иногда прямые, иногда назидательные от обратного.

Школьное дело было для Рачинского своеобразным хождением в народ. Его педагогическая мысль сложилась под живым впечатлением острого разрыва и разъединения общества и народа. В освобождении крестьян он почувствовал и увидел пробуждение и призыв «многочисленнейшего из христианских народов» к творческой жизни, к духовной свободе. «Историческая минута, переживаемая нами», говорил Рачинский в конце 80–х годов, «минута великая и страшная!. «Ныне начинает слагаться умственный и нравственный облик самого многочисленного, самого сплошного из христианских народов вселенной», повторял он лет десять спустя. Народ пробудился, и приносит с собою и великое религиозное богатство, и великую религиозную потребность. Рачинскому казалось, что народ свидетельствует свою окончательную и непреложную решимость и волю жить и быть в Церкви, и через Церковь расти и развиваться. Этого убеждения в нем не колебали наблюдение над темными сторонами народного быта. Он верил в «ту высоту, ту безусловность нравственного идеала, которая делает русский народ народом христианским по преимуществу». И в этой вере повторял Хомякова и Достоевского. «Русский народ», полагал Рачинский, - народ глубоко верующий, и первая из его практических потребностей , наряду с удовлетворением нужд телесных, есть общение с Божеством ». И народ умеет, удовлетворяет эту потребность, и удовлетворять эту потребность в Церкви. «Среди тягостного однообразия серой, трудовой жизни, среди лжи и пошлости, веющей от полуобразованного слоя сельского населения, где просвет для души нашего крестьянина, где отзыв на те стремленья, которые лежат на дне этой души, составляют существеннейшую ее суть? В церковном празднике, приносящем ему полуискаженный отголосок древнего дивного напева; в баснословном, но согретом верою, рассказе темного странника; в долго откладываемом, наконец, удавшемся походе в дальний монастырь, где его молитва обретает достойные ей звуки, укрепляющую ее обстановку, где он видел, увы! лишь признак истинно христианской жизни, и еще все чаще и чаще ныне - в долгих чтениях, при свете лучины, в бесконечные зимние вечера - Священного Писания или Жития Святых». И силою вещей, силою народного духа и влечения накладывается религиозная и церковная печать на народную школу, на сельскую школу. «Религиозный характер всегда присущ русской сельской школе», говорил Рачинский, «ибо постоянно вносится в нее самими учениками». «Наша бедная сельская школа, при всей своей жалкой заброшенности, обладает одним неоцененным сокровищем. Она - школа христианская; христианская потому, что учащиеся ищут в ней Христа ». «Из дому они выносят и вносят в «школу духовную жажду»,…интерес к вопросам веры и духа». Во всех насажден живой и зародыш благочестия: истинное благоговение перед еще неведомою святыней, глубокое уважение к знанию вещей божественных, живое чувство красоты внешних символов богопочитания», - и смутный, но твердый религиозный и нравственный идеал. «Монастырь, жизнь в Бога и для Бога, отвержения себя, - вот, что совершенно искренно представляется конечною целью существования, недосягаемым блаженством этим веселым, практическим мальчикам…Монастыря они и не видали. Они разумеют тот таинственный, идеальный, неземной монастырь, который рисуется пред ними в рассказах странников, в житиях святых, в собственных смутных алканиях их души»… Школа должна насытить эту таинственную внутреннюю жажду, укрепить и осуществить врожденный религиозный характер. Ибо школа есть не только образовательное, но, прежде всего, воспитательное дело. Сельская школа не может быть «простым приспособлением для научения крестьянских ребят чтению и письму, элементарному счету, словесным символам господствующего вероисповедания». «Начальная школа должна быть не только школой арифметики и элементарной грамматики, но, скорее всего, - школой христианского учения и добрых нравов, школой жизни христианской». В ней должно осуществляться такое высшее духовное задание. И вот, Рачинский с горечью и тревогой убеждается, что в существующей и устрояемой сверху начальной школе если и осуществляется какое - нибудь задание, то задание глубоко чуждое и далеко коренному народному духу. С шестидесятых годов народная школа строится по иноземному образцу, по отвлеченному гуманистическому идеалу, вдали от Церкви, даже с подозрительностью к Церкви и Ее духу. И в этом сказывается и отражается отрыв и отпадение культурного меньшинства русского общества от Церкви, от исконных начал религиозно–исторической жизни русского народа. Такая школа остается народу непонятной, не отвечает его лучшим и святым запросам, и если оказывает на новые поколения большее или меньшее влияние, то всегда опасное, - вносит духовное и вместе с тем социальное разложение в сельскую среду. Она вводит крестьянскую молодежь в какой–то новый и чужой мир, срывает ее с живых бытовых корней, приобщает к какому–то другому строю и жизни. Она создает и вселяет противоречья в народную душу. Самым строем и составом своим она колеблет религиозные устои, наводит на сомнения. «Прежде всего, внимание учеников сосредотачивается на учителе», описывает Рачинский… «Человек новый, совсем непохожий на отца и деревенских соседей, одетый как барин, вхожий к господам, и говорит он, как барин. Это - все оттого, что он очень учен, много знает, знает все. Говорит он ласково. По большей части, он человек добродушный, и ребята скоро привязываются к нему. Говорит он и о Боге, но неохотно и мало. Постов он не соблюдает, (да и как их соблюдать?) Это значило бы, на добрую половину дней в году отказаться от общения с людьми почище. (Не утренние же делать визиты?) В Церковь он ходит, но пользуется всяким предлогом, чтобы в нее не ходить.… Мало–помалу оказывается, что все это - не его личные странности, но что, как он, живут все господа, все ученые люди в сюртуках, которых от господ не разберешь. Они даже, эти господа, часто между собою посмеиваются над всем этим, и над постами, и над церковными службами, а всего чаще над батюшкой и дьячком. Видно, все это ученым людям не нужно. Церковь, приверженность к Боженьке - дело мужицкое, дело людей серых и темных.… С этим мальчик и оставляет школу. Да, это так. Все божественное, все церковное, это - только для нас, пашущих землю, учащихся на медные гроши. Люди ученые, господа, без всего этого обходятся. А заповеди Божии? Разве чтут их господа? Разве помнят они день субботний? Разве чтут отца и матерь более, чем мы? «И эти детские впечатления подтверждаются и закрепляются в дальнейшей жизни, под «влиянием той низшей господской среды, которая мелькнула в школе» перед детским взором. Выход за пределы семьи и сельского быта для крестьянского ребенка всегда оказывается соблазнительным. Но всего острее и резче этот соблазн является в образе сельского учителя, пришедшего из новой школы, из учительских семинарий, из городских школ, из низших классов гимназии. По происхождению он связан с деревней, но духом оторван от нее навсегда. «Он вполне отпадет от крестьянской среды, и, поступивши на места, вдали от своей родины, прямо примыкает к среднему слою сельского общества, состоящему из духовенства, небогатых помещиков, кабатчиков и деревенских кулаков». Он бесповоротно переходит «в разряд господ (в крестьянском смысле этого слова)». Его склад и стремления чужды народному быту. «Он приобрел некоторые сведения, отрывочные и скудные; он вдохнул того воздуха, коим дышат образованные классы; их жизненный склад умственной и нравственный, мелькнул пред ними в живых образах несравненно более красноречивых, более властных над мыслью и духом чем всякое книжное учение. Мало того, он сам стал гражданином, хотя последним, этого мира образованности и знания, сам стал спицей - и последнею ли, - в колеснице умственного прогресса. Отныне взоры его обращены туда, по крайнему разумению его, - к верху. Оттуда свет, там же знание, там высший строй жизни». Об этом мире, конечно, он узнает понаслышке, из десятых рук, в опрощенной и опошленной передаче. Но этим миром он пленен. И дух этого мира в существе своем чужды и даже противен Церкви, а потому и подлинной сути народа. Таким образом, вопрос о сельской школе в понимании Рачинского получает острый и принципиальный характер. «Вопрос о современной русской школе», справедливо находил он, «не есть вопрос программ и более или менее практически устроенного надзора. Это вопрос роковой и грозный». Предстоит решить вопрос о самых основах и устоях духовной жизни и культуры, предстоит сделать выбор среди противоположных определений и путей. Русские верхи ушли от Церкви, и этим самым ушли от народа. Внешняя грань снята в освобождении крестьян. Как снять более глубокую и внутреннюю? Вести ли верхам за собою народ, возвращаться ли к народу? «Быть может, все то, к чему стремятся программы наших сельских школ, - и благочестие, и церковность, и самая христианская нравственность, - все это у нас уже умерло, как, по уверению многих, все это умирает в Западной Европе; все это - лишь символы и формулы отжившего строя мыслей, обреченного на гибель порядка вещей. Не обязаны - ли мы откровенно и прямо внести в сельскую школу ту новую жизнь, столь роскошно и быстро, столь победоносно, и смело развившуюся в образованных слоях нашего общества? Заменить учение о добрых нравах учением, о нравах свободных, старое благочестие, поклонение недоказанному Богу - поклонением естественному человеку, этому высшему выражению мировых сил, доступному нашему здравому смыслу? В праве ли мы скрывать ту истину, которою мы живем, от людей темных ищущих света?«… Рачинский подчеркивает, что в такой резкой постановке для большинства «этот вопрос, столь естественный и логический, звучит так странно и дико», - «при такой мысли нам становится страшно и жалко». В половинчатой нерешительности «стыдно сказать и нет, и еще стыднее, сказать да» - не от тайной ли неуверенности в новых учениях, в новой нравственности?… Из этой нерешительности пора выйти, и вернуться к вечным устоям. Конечно, для этого нужен «внутренний подвиг». «Нужно нам выйти», говорит Рачинский, «из того лабиринта противоречий, в который завела нас вся наша внутренняя история нового времени - совместное расширение нашего умственного горизонта и сужение кругозора духовного, совместное развитие у нас европейской культуры и крепостного права. Внешний узел разрублен. Пора разрешить внутренний… Достаточно оплакивали мы тот раковой разрыв, который составляет суть нашей внутренней истории нового времени и однако не мешал в великие минуты этой истории нашему полному единению. Пора нам вспомнить, что у нас под ногами есть общая почва, и твердо сознательно стать на нее. Пора сознать, что настало время взаимодействия, благотворного на обеих сторон , не того мгновенного, случайного взаимодействия и единения, которое вызывается событиями чрезвычайными, а взаимодействия постоянного, ежедневного. Почва этого взаимодействия этого единения - Церковь; орудие его - школа, и по преимуществу - школа сельская». Здесь и могут и должны встретиться духовные общества и народ в едином и совокупном творческом делании и строительстве, в созидании цельной и единой культуры, на вечных устоях, в верности преданию и истории, в полноте пережитого искуса и опыта. Для народа это будет раскрытием его исконных заветов стремлений. Для общества - возрождением и обновлением. Скромный, как будто, и ограниченный вопрос о сельской школе в сознании Рачинского вырастал до великих размеров. И в этом был он прозорлив и прав. Вопрос о сельской школе, обостренный безмерным многолюдством «народа» по сравнению с меньшинством «верхов» в последнем пределе своем был и есть вопрос категоричного духовного и культурного самоопределения. Рачинский верно и тонко ставил его: он не звал возвращаться к народу по кровным или органическим мотивам; он звал возвращаться в Церковь, чтобы там, как меньшего, но лучшего брата, встретить народ, который отсюда еще не ушел и хочет здесь возрасти и жить.

Делая скромное, повседневное, практическое школьное дело, Рачинский понимал весь его сокровенный и решительный смысл. С практической сдержанностью он остерегался торопливых обобщений, преждевременного максимализма. Он зорко глядел и четко обозначал последнюю цель, воцерковление русской души чрез воцерковление школы, - но с такой же зоркостью он его понимал, что осуществиться она может только в медленном процессе творческих рождений. Рачинский всегда подчеркивал то, что для него было самоочевидным, - что каждая школа есть живое и творческое дело, соборное сотрудничество и взаимодействие учащих и учащихся. И потому вопросы организации и программ для него получили вторичное значение. Их нельзя разрешить наперед, и даже обобщение опыта не может получить вяжущего и общезначимого характера. Жизнь школы зависит, прежде всего, и больше всего от ее личных участников, от личности ее руководителей и наставников. И в этом вся трудность школьного вопроса. В общем виде и наперед можно и достаточно определить только основные задания и приемы. Все остальное остается на волю творческого почина. И сделанный опыт получает смысл вдохновительного примера - не для повторения, но для подражания, свободного и живого. Вот почему Рачинский с таким вниманием останавливается на вопросе об учительском составе в народных школах. По его справедливому определению, «учительство в русской школе не есть ремесло, но призвание, низшая степень того призвания, которое необходимо, чтобы сделаться хорошим священником». Поэтому первым и основным учителем в сельской школе должен быть сам священник. Школа должно быть «органом Церкви». Школьное дело должно быть осуществлением учительного призвания Церкви. И этим определяется место священника в школе. Он здесь не только учитель, но, прежде всего пастырь и духовник. В его учительстве осуществляется его пастырство в отношении к юной части его паствы, - его учительство началось до школы и не прекратиться после нее, оно простирается за ее приделы, охватывает всю жизнь. И это придает ему особый смысл. В таинстве священства, напоминает Рачинский, «в числе других даров Духа Святого, сообщается и благодать наставления в вере». И этим вносится таинственное освящение в самое существо школьного дела. Священник, как учитель, имеет возможность сказать каждому из учеников то слово, в котором нуждается душа его, и та власть взять и решить, которою он облечен, придает этому слову такую силу, которой никогда не достигнуть слову светского человека». Вокруг священника должен собираться остальной учительский состав. Рачинский считал, что «школьных учителей должна плодить сама сельская школа». Не только потому, что специальные учительские школы его времени, по его оценке, были поставлены неудовлетворительно, и он опасался их не народного и кощунственного, чуждого духа. Но, прежде всего потому, что только таким путем, казалось ему, обеспечивается живой и жизненный характер школьного дела. «Приобретение практических навыков преподавания, истинного понимания обязанностей учителя относительно учеников», говорит Рачинский, «совершается гораздо успешнее в живой действительной школе, где ученики являются целью, а не средством, чем в экспериментальных школах при учительских семинариях, где ученики более или менее отводятся на степень учебных пособий для преподавания педагогики и дидактики. Лучшая школа для начинающего учителя - не упражнение в давании образцовых уроков, но в поручении ему, под руководством опытного наставника, последовательного, сообразно с его силами дела, сопряженного с ответственностью, сперва легкого потом постепенно осложняющегося». При такой постановке учительской подготовки школа естественно превращается в живой организм. Он как бы вырастает из жизни. И это связано с ее назначением быть «органом Церкви, в самом широком смысле этого слова», т. е. прежде всего органов той малой, приходской Церкви, духовному возрастанию которой она призвана служить. В школе должна отражаться эта Церковь, и потому никогда школа не должна быть приходскою, ибо «за приходом после деревни остается значение единственного действительного, живого союза в нашем сельском быту, и притом союза духовного. Церковность школы в понимании Рачинского совсем не означает клерикального и тем более «ведомственного» характера. Церковною может быть любая школа. Эта характеристика ее внутреннего строя, - церковна школа, если она «школа благочестия и добрых нравов». «Поручена» она должна быть священнику. Но вместе с тем она должна быть делом всех церковных элементов сельского населения , духовных и светских, без различия состояний и сословий». И живою школа становится только тогда, когда вокруг нее создается атмосфера, в коей возможно насаждение и благочестия, и добрых нравов, и жизни христианской». Рачинский был далек от оптимизма в расценке этой действительной сельской «атмосферы», в счете и разборе наличных сил школьного строительства и дела. И к сельскому обществу, и к сельскому духовенству он относился довольно сурово и строго. Духовенству он вменял в вину чистое равнодушие к школьному пасторству, хотя и находил для этого объяснение и извинение в неладице существующих условий. но из этого он делал вывод только о необходимости всеобщего творческого напряжение и подъема, и обращал возбудительный призыв и к наличному пасторству, и к будущем, и ко всему обществу. «В делах свойства духовного», говорит Рачинский, «в делах неизмеримой важности и длительности безграничной, каково дело народного образования, нужно иметь в виду не только то, что есть, но и то, что может и должно быть. Для всякого творческого акта нужна воля, нужна вера, хотя в зерно горушечно - в данном случае вера в несокрушимость Церкви, как вечного союза и мирян и духовенства, как живого тела с Главою Небесным, твердая воля осуществить этот союз во всех отправлениях жизни духовной. Явления, так называемой материализации, в сфере вещественной призрачные, совершаются ежедневно в духовной жизни… Далеки мы, по многообразным немощам и мирян и духовенства, от идеала школы истинно церковной. Глядя на дело со стороны, легко в нем отчаяться. Но стоит только смиренно и искренно приложить руки к этому делу, чтобы никогда более их не отнимать, - так отраден, так многозначителен каждый малейший шаг на этом пути»…

Сельская школа должна быть школою благочестия. И этим определяется в ней сосредоточенное место Закона Божия. Это не только один из предметов преподавания, хотя бы и главный, именно живое сосредоточие школы. О преподавании Закона Божия Рачинский говорит немного, перелагая центр тяжести на пастырское творчество и самодеятельность приходского законоучителя. Но со всею силою он подчеркивает, что классное обучение должно оживляться практическим участием школьников без совершении богослужения в качестве чтецов и певцов. С этим связывается и введение в основной круг преподавания церковно–славянского языка и церковного пения. «Религиозный, церковный характер, налагаемый на нашу школу силою вещей», говорит Рачинский, «обуславливает ее резкую особенность - учебную программу, отличающуюся от учебных программ всех школ иноземных». Усиленное преподавание церковно–славянского языка имеет не только прикладное значение. Рачинский подчеркивает его исключительный воспитательный смысл. «Обязательное изучение языка мертвого, обособленного от отечественного целым рядом синтаксических и грамматических форм, а между тем столь к нему близкого, что изучение его доступно на первых ступенях грамотности, - это такой педагогический клад, которым не обладает ни одно сельская школа в мире. Это изучение, составляя само по себе превосходную умственную гимнастику, придает жизнь и смысл изучению русского языка, придает незыблемую прочность приобретенной в школе грамотности». Но церковно–славянский язык открывает доступ к несравненным и незаменимым сокровищам высшего духовного творчества и вдохновения, - к Священному Писанию, к богослужебным книгам. На самих уроках славянского языка дети вводятся в область высших откровений истины, красоты и правды. Самое обучение грамоте получает новый и живой смысл, если начинать со славянской грамоты, «со звукового разбора и писания самых кратких, самых употребительных молитв». «Ребенок, приобретающий за несколько дней способность писать» Господи помилуй и Боже милостив, буди мне грешному , заинтересовывается делом несравненно живее, чем, если вы заставите его писать: оса, усы, мама, каша…» Обучение славянскому языку начинается с употребительных молитв и должно быть доведено «до полного понимания языка церковно–славянского Нового Завета». Для этого Рачинский рекомендует «неоднократное, внимательное чтение в классе всех четырех Евангелий, сперва с помощью русского перевода, а потом по одному церковно–славянскому тексту, с терпеливыми остановками на каждом обороте, который может подать повод к недоразумению»… Так уроки славянского превращаются в повторительные и дополнительные уроки Закона Божия. Наряду с чтением Евангелия необходимо чтение Псалтири, что давно осознано в непосредственной практике сельского обучения. «Псалтирь - единственная священная книга, проникшая в народ, любимая и читаемая им, и того, что в ней непосредственно понятно, уже достаточно, чтобы потрясать сердца, чтобы дать выражение всем скорбям, всем упованиям верующей души… Школа обязана укрепить наш народ в обладании этим сокровищем назидания и поэзии, раскрыть несколько это возможно, перед своими учениками его высокий дух, вечный смысл». Псалтирь и Часослов должны быть в ежедневной школьном употреблении. С большою точностью и чуткостью разъясняет Рачинский глубокий воспитательный смысл «постоянного чтения и перечитывания этих книг». «Псалтирь», говорит он, - высочайший памятник лирической поэзии всех веков и народов. Содержание его - цельное и вечное. Это постоянное созерцание величия и милосердия Божия, сердечный порыв к высоте и чистоте нравственной, глубокое сокрушение о несовершенствах человеческой воли, непоколебимая вера в возможность победы над злом при помощи Божьей. Все эти темы постоянно в оборотах речи неисчерпаемой красоты, силы и нежности». Часослов состоит из тех же Псалмов и молитв, Псалтирью вдохновленных». Эта неповторимая сила Псалтири засвидетельствована всею историей Церкви. «Самая пророческая из пророческих книг, она стала азбукой христианства, и положила на христианском сознании и чувстве неизгладимую и властную печать. И в то же время она остается венцом молитвенного песнопения, недосягаемым образцом, неиссякаемым источником, питающим поэтическое творчество двух тысячелетий», - «величайшее чудо во всей истории всемирных литератур». И чуткий духовный взор народа давно разглядел это сокровище и это чудо, полюбил его и сроднился с ним. «Случалось ли вам», спрашивает Рачинский, «при вынужденной ночевке в крестьянской избе, осмотрев от скуки всю скудную ее обстановку, раскрыть ту единственную книгу, в почерневшем от времени переплете, которая лежит под полкою с образами? В огромном большинстве случаев, эта книга - Псалтирь. Запятнанные ее страницы, обтерты ее углы. Но не одна грязь мозолистых рук оставила эти пятна. Тут есть капли воска, капли слез медленно падающих на эти страницы во время долгих ночных чтений по дорогим покойникам. Не рассеянною небрежностью истрепаны эти углы, но благоговейным переворачиванием этих страниц, быть может, многими поколениями. И при всяком чтении, для чтеца, по мере его умственного и нравственного роста, ярким пламенем вспыхивал внутренний смысл того или другого речения, до сих пор для него непонятного и с каждым чтением дороже становилась ему старая книга, лежащая под образами»… Псалтирь раскрывает пред ребенком небесную высоту, окрыляет, освежает и освещает его душу. И вместе с тем открывает для него доступ и возможность «постоянно участвовать в совершении величайшего из художественных действий, завещанных нам творчеством веков - в исполнении наших церковных служб». И это новая великая не только художественная, но и нравственная школа. «Учение в школе еще не началось», записывает Рачинский в один субботний вечер. «Завтра соберутся ученики, чтобы петь обедню. Но ученица из самой дальней деревни нашего прихода (18 верст) уже тут. Она поет на правом клиросе: это радость и гордость ее жизни. Из темной глубины притвора, из - за густого напева мужчин, она вознесена на высоту того таинственного алтаря, в который он не может вступить. О ней молятся в сугубой ектении. Те святые и страшные слова, от которых содрогаются сердца и гнутся колени - она оглашает ими Церковь, и мало помалу, в строгом строе созвучий, в благоговейном внимании, напрягающем весь хор, перед нею раскрывается глубокий смысл этих слов, неизъяснимая никакими школьными толкованиями». С исключительным проникновением Рачинский описывает совершение великопостного Великого Повечерия (Мефимонов) в его школе, и подчеркивает все оттенки этой неподражаемой священной службы с ее, действительным, неописуемым драгоценным перлом, Каноном преп. Андрея. В великой простоте здесь разверзаются неоглядные глубины, и над ними недоступные высоты. Пение и чтение за этой службой, конечно, есть несравненный урок не только благочестия, но и духовной тонкости и культуры. Конечно, сельская школа за краткий срок рядового обучения не может до конца раскрыть все глубины богослужебного богатства. Нельзя поспеть научить действительно хорошему церковному чтению, чтению с разумением. Но можно заложить для этого твердые и незыблемые основы. И в этом залог «элементарной, но прочной грамотности». Рачинский верно отмечал, что только церковно–славянский язык дает в условиях сельского быта живую возможность плодотворного и «постоянного упражнения в грамотности». Ибо он открывает доступ к нужным, доступным и безусловно полезным книгам. «Неисчерпаемая богатство нашего богослужебного круга, - этого сокровища поэзии, нравственного и догматического поучения, наряду со священным Писанием и житиями святых, дают постоянную пищу уму, воображению, нравственной жажде нашего грамотного крестьянина, поддерживают в нем способность к тому серьезному чтению, которое одно полезно и желательно». «Кто овладел хотя бы только службами Страстной Седмицы, тот овладел целым миром высокой поэзии и глубокого богословского мышления»… «Тот, кто это понял, кто это почувствовал, кто своим чутьем довел до сознания безграмотных слушателей хотя бы десятую долю этого вечного содержания, - можно ли отказать ему в умственном, в художественном развитии?» - спрашивает Рачинский. «Можно ли сомневаться в том, что ему будет доступно по содержанию и по форме все, что представляет прочного и истинно ценного наша светская литература?» И то же нужно сказать о церковном пении древнего стиля. «Тому, кто окунулся в этот мир строгого величия, глубокого озарения всех движений человеческого духа, тому доступны все выси музыкального искусства, тому понятны и Бах и Палестрини, и самые светлые вдохновения Моцарта, и самые мистические дерзновения Бетховена и Глинки»… Не часто это осуществляется, но всегда возможно, для каждого в меру врожденной восприимчивости и одаренности. - Так школа славянского чтения и церковного пения становится школою умственного, и нравственного, и этического воспитания, школою духовной культуры. В такой школе ребенок раскрывается в действительности человека, по образу и подобию Божию.

Образовательный объем начальной сельской школы при четырехлетнем ее курсе Рачинский определял довольно скупо. Он ограничивал его русской грамотой и арифметикой целых чисел. Он не допускал возможности прочного усвоения слишком большого запаса сведений и потому переносил центр тяжести на образование и приобретение практических навыков и умений. На такие навыки, а не на сообщение некой «энциклопедии реальных знаний» должно, по его мысли быть направлено внимание преподавателя. На уроках русского языка за четыре зимы можно или следует научить и приучить школьников: 1) говорить без ошибочных местных оборотов и речений;2) читать с полным пониманием доступную по содержанию прозу и стихотворения «Пушкинского периода» и 3) писать без ошибок против грамоты и правописания обиходные письма и бумаги, нужные в крестьянском быту. В сущности, этот объем не так уж мал. Рачинский дает примерный перечень произведения для чтения. К творениям Пушкина и Гоголя он присоединяет из русских Семейную Хронику, Князя серебряного, исторические романы Лажечникова, Загоскина, условно, рассказы Печерского; из всемирной литературы Гомра, исторические драмы Шекспира, Потерянный Рай. Весь Гоголевский период он исключает и исключает по дельным основаниям. Во–первых, из–за слишком сложного стилистического строя, «затрудняющего быстрое понимание и плавное чтение». И, главным образом, во–вторых, потому, что «в массы проникают только произведения вечные», и весь «Гоголевский период русской литературы остается и навсегда останется недоступным русскому народу». Ибо, «он не более, как яркое отражение переходного состояния русского, от части европейского общества, отражение таких внутренних процессов его сознания, которое не имеет ни общественного, ни всенародного значения». Он, думалось Рачинскому, вообще скоро устареет и «переживет нас только Война и Мир ». Толстой, находил он «еще должен написать книгу, которая проникнет в самую глубь народа и останется, и эту книгу он напишет». Вводить сельских ребят в чужой и чуждый мир, Рачинский считал ненужным и даже опасным. Но здравое чутье детей само производит выбор, и что же делать «если им легче проникнуть с Гомером на греческий Олимп, чем с Гоголем в быт петербургских чиновников»… С особенной силой Рачинский выдвигает Пушкина, начиная со сказок до прозы и Годунова. «Его творчество, что - всемогущий талисман, сразу раздвигающий вокруг каждого грамотного тесные пределы времени и пространства, в котором до тех пор вращалась его мысль»… - Преподавание арифметики Рачинский ограничивает областью целых чисел, при чем считает ненужным постепенность перехода от первого десятка к сотням и т. д. Он обращает внимание на то, что у сельских детей, при «необыкновенной восприимчивости количественного созерцания», уже имеется на лицо, хотя и в представлении только, «бесконечная перспектива чисел, группирующихся по системе, известной им по копейкам, гривенникам и рублям». При обучении счислению нужно ставить конкретную и практическую задачу - развить быстрый и верный умственный счет. Дальнейшее расширение программы Рачинский считает целесообразным только при увеличении учащего персонала, полагая, что, в противном случае, вместо действительных получаются мнимые знания. Но дальше арифметики дробных чисел и элементарной физики он вообще не идет. Преподавание отечественной истории представляется ему чрезвычайно трудным. Живое изучение природы в зимнее время не возможно. Зато возможно и нужно развивать технические сведения и навыки, заводить специальные ремесленные и земледельческие школы. Но сквозь эти рассуждения Рачинского просвечивает еще одна общая и определяющая мысль: сельская школа есть школа окончательная. И она готовит и должна готовить в жизни в сельском быту. Здесь Рачинский встречается с трудным вопросом, как быть в тех случаях, когда открывается для отдельных школьников материальные и духовные возможности продолжать образование. «Средне–образовательные заведения» его смущают, как «рассадники не просвещения, но чиновничества»… Окончательный, бесповоротный разрыв с крестьянской средою, неизбежный при таком шаге, редко вознаграждается приобретением научного образования», в особенности, если образование прерывается до окончания полного гимназического курса. Рачинский ищет «иных путей, чем помещение в наши теплицы для выгонки чиновников». Но интересны здесь не его практические предположения, а необходимость самого вопроса при церковно–народной постановке сельской школы. Вся русская школа выше элементарной ступени имеет другой стиль, насыщена другим духом, а не народным и не церковным. Здесь снова сказывается резкий разрыв и раскол общества и народа, верхов и массы. При нем всякое дальнейшее образовательное восхождение означает отрыв от быта, от среды, от семьи, переход в мир «господ». Единственный путь, до известной степени предохраняющий от разрыва, открывается через духовную школу. Но и здесь Рачинский не без оснований колеблется, при сложившемся в прошлом типе духовных школ. Он не ставит вопроса в общей и четкой форме, но вопрос подготовляется всем ходом его размышлений. Сельская школа, как единственная школа для сельских детей, должна быть сразу и окончательной и подготовительной, и потому должна быть низшей ступенью в восходящей системе школ, но при том системе единого типа и духа . Продвижение по этим ступеням, конечно, зависит от личной одаренности и от внешних условий. Но возможность такого продвижения должна быть открыта. Иначе сказать ставится на очередь осуществление школ высших ступеней церковного духа, под сенью Церкви, подобно начальным школам, раскрывающим сокровищницу Церкви и живущим, как Ее органы. Рачинский не говорил, но вряд ли не думал об этом. Но это равнозначно коренному переустройству всего школьного дела. В его время это было несвоевременно и невозможно.

В педагогических размышлениях Рачинского многое устарело. Разлагающие процессы, которых он так боялся, изменили всю народную среду, ниспровергли ту бытовую цельность и твердость, ту легкость народного духа, из - которых в своих думах он исходил. После смуты сельская среда стала совсем иной. И вместе с тем основной замысел Рачинского остается в полной силе. Быть может именно теперь и только теперь он становится до конца общепонятным. При восстановлении и возрождении России школа должна быть внутренне единой и цельной, изнутри определяется единой идеей и более, чем идеей. Если во времена Рачинского было справедливо сказать, что «только в качестве органа Церкви» школа в силах справиться с «нравственной сутью русского человека», уже заложенный в русском ребенке, со всею сложностью могучих, но и опасных задатков, прирожденных русской душе, - то в сколько раз справедливее это теперь, когда до дна взбудоражена, и потрясена, и отправлена эта душа, и прошла чрез омуты зла и бесстыдства. Вправить духовный вывих можно только в напряженном творчестве всецерковном. Только внутри Церкви, в Ее недрах можно уврачевать взвихренную душу. И более того, в действительности уже неотразимо зарождается церковная школа, в случайных и в переливчатых формах. Ибо Церковь не прекращает, но усиливает свой учительный подвиг. И учительство Церкви силою вещей выходит за пределы нравственного душепопечения, ибо верующее самоопределение стало теперь невозможно без твердого и четкого решения мировоззрительных вопросов. В это учительство неизбежно вовлекается весь состав церковный, и пастыри, и миряне. Не время определять, как далеко отходит теперь этот процесс. Нет возможности это учесть. И не следует увлекаться оптимистическими надеждами. Несомненно одно, этот процесс начинается или начнется, ибо не может не начаться, - конечно, не сразу и не везде. Это учительство имеет молекулярный характер, вспыхивает по местам, - и в том его сила, и залог силы. Церковные школы возникнет и при лучших условиях вряд ли сверху, по заранее обдуманному и единообразному плану. Она будет проявлением творческой самодеятельности небольших, но сплоченных, уплотненных ячеек или групп, - может быть, приходов, может быть, братств, может быть, нового неведомого еще типа организаций. Это будет строительство снизу, и только в нем опора возможному строительству сверху. Может случиться и так, что снова повторится расхождение школы казенной и школы церковно–народной по духу и по цели: два порыва, несмыкающиеся и не встречающиеся, но даже противоборствующие. Тем более этого можно опасаться потому, что останется надолго и одним насилием до конца не может быть устранено наследие советского школьного строя, сделанного теперь дренажем безбожной и безверной пропаганды. Во всяком случае, церковная школа никогда не может быть школою государственной. Но государство, как таковое, может и будет строить ее, как не государство строить и всю духовную культуру, которая только строится в государстве живыми и свободными силами народного гения духа. Школа церковная и в прошлом, поскольку она существовала, государственной не была. Рано загадывать далеко вперед. Но одно наперед должно сделать ясным. Церковно–школьное строительство не может и не должно ограничиваться начальной ступенью. Оно должно раскрыться в целостную и законченную систему непрерывно восходящих ступеней. Этим выдвигается целый ряд совершенно новых творческих заданий. Главная трудность не в создании начальной школы церковного типа, для которой есть примеры и опыты в прошлом. гораздо сложнее и загадочнее высшая ступень. Для нее прообразов искать придется в слишком далеком и отчужденном прошлом, может быть, в огласительных школах седой христианской древности, разраставшиеся временами и по местам в подлинные школы мудрости и любомудрия. Во всяком случае, не школы ближайшего и родного прошлого подадут здесь пример. И прежде всего потому, что они были существенно внецерковные, они не были «органом Церкви». Закон Божий был в них рядовым предметом преподавания, часто даже побочным, слишком рыхлою и формально–внешнею связью соединялся с остальным кругом предметов, тонул среди них, - так что выключение его из программы ничем не сказалось бы, на чем не отразилось бы. И более того, слишком часто он бывал как бы лишним в школьной системе, и часто чувствовалось мучительное противоречие между Законом Божиим и той идеей, которая скрыто или явно, по самому заданию осуществлялась в преподавании общем. Идеал Гомера и греческих трагиков, идеал римских поэтов и историков слишком далеко уходил от церковного идеала. Такая школа не была и не могла быть «преддверием Церкви». Немногим лучше обстояло и в школах духовных, многострадальных в своей истории. Не найдется пригодного образца и в конфессиональной школе Запада. Ибо церковная школа не есть школа конфессиональная. Церковь не исповедание, но неизмеримо больше. Как сделать «Закон Божий» и христианские вероучения живым сосредоточием школьной жизни и школьного творчества - это не вопрос программ или организации. В некоторой мере опыт Рачинского дает указания в этом вопросе. Начинаться снизу церковно–школьная сеть должна с некоего подобия его сельской школы. Но раскрытие богослужебного и исторического богатства Церкви должно быть более полным и глубоким. В нем могут найти для себя основание и опору многие школьные дисциплины, исторические, прежде всего. Гораздо шире должна быть раскрыта в школьном творчестве картина Церкви в ее исторических судьбах. Гораздо глубже должна быть исчерпана библейская сокровищница. И в этом определиться и закалиться пробуждающееся мировоззрение, так начнет расти в школьнике христианин, живой, хотя и юный член Церкви, участвующий и опознающий себя таковым и утверждающий это в своей воле. Это главная задача, - создание и укрепление церковного стиля и характера в школьнике. Вопрос программ и слияние их в живое и единое целое при всей своей сложности и трудности, остается все же на втором месте. Конечно, церковно–школьное строительство возможно только в живой связи общего строительства церковной культуры. Путь к воцерковлению - христианская школа - только в порядке воцерковления, в воцерковленной уже жизни возможна. Это - мнимый круг. Это значит только то, что церковную школу может создать только Церковь. И нужно прибавить, понятие воспитания в существе своем шире его обиходного значения. Воспитание не есть только воздействие старших на младших. Воспитанием является всякое заражающее взаимодействие лиц или слов, влияющих односторонне или обоюдно друг на друга. В этом смысле вся культурная жизнь есть некое соборное воспитание И в нем воспитание младших есть только живой элемент. Напряженность культурной жизни, творческой и собирающей, есть непременное условие жизненности школы. Еще резче это сказывается в деле школы церковной, церковной на деле, а не по имени. Путь к религиозному воспитанию русского народа, русская церковная школа осуществится только на святой Руси, пусть в пределах единственного прихода. Сеемое немощной человеческой рукою выращивает Всемогущий Бог. автора Коуэл Франк

ШКОЛЫ И УЧИТЕЛЯ До заката республики образование многих римских детей было возложено на школьных учителей. В одном из школьных упражнений так описан день римского школьника:«Я просыпаюсь еще до того, как рассветет, и, сидя на краю постели, обуваю башмаки и опорки, потому