Суеверия и предрассудки. Научно-исследовательский проект "о суевериях среди нас"
С развитием общественного сознания, идей глобализации и космополитизма, все новыми достижениями научно-технического прогресса и, в целом, прогресса цивилизации, современный социум, тем не менее, все упорнее сохраняет и очерчивает традиционный этнический модус в сфере суеверий и предрассудков.
Как правило, степень удержания их в современном массовом сознании наиболее очевидно связана с историческими и ментальными процессами естественного «старения» мифа данной этнической группы или, напротив, резкого, часто насильственного, перехода данного социума к следующему этапу исторического, идеологического, политического и религиозного развития.
Славянскую мифологию чаще всего анализируют и характеризуют именно как мифологию общества второго типа, то есть как мифологию прервавшуюся, не достигшую высшей точки своего развития и, значит, не состарившуюся естественным образом, не преодоленную в славянской ментальности, психологии, массовом сознании и коллективном бессознательном.
Наиболее определенно такую ситуацию обозначает термин П.Н. Милюкова «двоеверие» , а наиболее точно, на наш взгляд, его применили к исследованию современного состояния славянской ментальности Д.С. Лихачев и С.С. Аверинцев . В их работах идея двоеверия проанализирована не как тайное идолопоклонство после принятия христианства, а прежде всего как мифологические представления, ушедшие, «спустившиеся» в низовые сферы бытового, обыденного сознания . Именно быт как наиболее консервативная, традиционная и даже косная среда общественного устроения сохранил на протяжении вот уже более тысячи лет основные славянские мифологемы и мифологические структуры в виде суеверий. При этом, вероятнее всего, степень устойчивости, укорененности в этническом массовом сознании, а значит, и степень сохранности суеверных представлений связана с тем периодом, содержательным этапом развития мифологической системы, в рамках которого сформировались данные представления, позднее переродившиеся в суеверия.
Термин «суеверие» представляется нам наиболее нейтральным, удобным для избежания оценочных коннотаций, которые содержит понятие «предрассудок» или классификация В.И. Даля («истинные суеверия и ложные предрассудки»); а также наиболее объемным, соединяющим в себе и более узкие понятия, типа «приметы», «гадания», «вера в колдовство и порчи».
В наши задачи не входит оценивание суеверий с точки зрения какой-либо религиозной системы. Нам представляется логичной и актуальной попытка систематизации современных суеверий с точки зрения их исконной мифологической укорененности. Это тем более интересно, что в современном функционировании суеверий, на наш взгляд, вполне «работает» принцип их генезиса, определенный К. Леви-Строссом как принцип бриколажа . Исследованию этого феномена и будет посвящена данная работа.
Из определенных в исследованиях Э. Тайлора, Дж. Дж. Фрэзера, В. Топорова, К. Леви-Стросса, А.Ф. Лосева, Л. Леви-Брюля, М. Элиаде основных содержательных этапов развития мифа в целом, как типа мышления и мировосприятия, наиболее важными являются отождествление, тотемизм, фетишизм, анимизм, персонификация и антропоморфизм. Некоторые исследователи выделяют отдельный этап магизма в развитии мифологического сознания. Нам представляется боле справедливым понимание магизма как необходимой составляющей культово-ритуальной практики, начинающегося уже с этапа тотемизма, и сопровождающего все перечисленные периоды.
По-видимому, принятие христианства застало славянскую мифологию в этапе развитой анимистической персонификации . Этим, вероятно, и объясняется такая развитая и объемная низшая демонология славян при только начавших оформляться к 8-9 векам пантеонах (Збручский идол, Новгородское капище Ящера, пантеон Владимира). При этом праславянские боги чаще всего так и не приобретают строго антропоморфного вида и образа.
Возможно, здесь кроется одна из причин устойчивости суеверий в коллективном бессознательном славян. Мифологические представления славян к 10 веку не достигли, так сказать, своей критической точки, они находились еще в стадии абсолютной доверительности и не вызывали изнутри вопросов и проблем, разлагающих цельность мифологического мировосприятия (одним из таких существеннейших вопросов границы мифологического сознания М.К. Мамардашвили считал, например, зарождение в сознании древнего человека вопроса, с акта задавания которого «датируется рождение философии и мысли – не мифа, не ритуала, а мысли. Вопрос следующий: почему в мире есть нечто, а не ничего?») [ 1, с.73 ] . Кроме того, славянская мифология, не достигнув стадии развитого антропоморфизма, и практикуя, скорее, синкретические (ритуальные, изобразительные, хореографические и др.), чем словесные формы мифа, тем самым избежала двух самых существенных причин так называемого «мифологического самоотрицания».
В современных суевериях, также скорее связанных не со словесно-развлекательной, не с эстетической сферой, а с синкретической областью быта, практического жизнеустройства, мы можем и сегодня наблюдать черты и рудименты тотемизма, фетишизма, анимизма.
Остаточный тотемизм чаще всего связан с верой во вредоносных животных, появление или участие которых в жизни человека означает опасность или беду: черную кошку, черного козла, черного петуха, голос ночного филина, гадание о сроках жизни по кукованию, залетающую в комнату птицу, приносящую весть о близкой смерти и т.п.
Уже здесь очевиден принцип бриколажа (от фр.bricolage – отскок шара в бильярде, colage – коллаж, соединение, склеивание) , по определению К. Леви-Стросса , происходящее в мифе всеобщее взаимное отражение, когда меняются местами бинарности: означающее и означаемое, цель и средство.
Миф, пользуясь ограниченным набором предметов, явлений, средств, находящихся «под рукой», играющих роль и материала, и инструмента, использовал одни и те же образы (например, тотемистические образы животных-покровителей) то в качестве цели поклонения, то в качестве средства жертвоприношения для новых целей; то как магически-спасительные, то как магически-вредоносные; то как сакральные, то как профанные. Образы устаревающих мифов «годятся» для объяснения и снятия нового противоречия. Прежний прецедент может быть использован в качестве основы для объяснения следующего, для создания нового прецедента . И образы, уже имеющие символическое значение, уже использовавшиеся в рамках мифологической системы, могут быть снова «пущены в оборот». При бриколажном способе мышления желаемые цели и средства их достижения меняются местами по кругу, «мифологическая логика достигает своих целей как бы ненароком, окольными путями, с помощью материалов, к тому специально не предназначенных». [ 2, с.169 ]
Неудивительно, что бывшие тотемные животные, вызывавшие страх почитания, животные, по отношению к которым выстраивалась вся логика поведения древнего человека в составе коллектива, теперь сами служат средством для «угадывания» профанной судьбы человека.
Согласно той же логике бриколажа, сказки о животных, например, не только профанируют бывшие тотемные образы, но осмеивают их, подчеркивая остроумие, хитрость и разумность человека по сравнению с животными, перенося недостатки человека на бывших кумиров. Разумеется, на бриколажную смену значений образов животных в суевериях оказало влияние принятие христианства. Все былые мифологические образы и символы, став «поганым язычеством», стали оцениваться как темные, дьявольские (черный цвет вредоносных животных), вредящие, несущие и сулящие многочисленные беды и преждевременную смерть. Но в силу того, что при резкой смене многобожия на единобожие мифологическая логика оказалась довольно устойчивой и подсознательно закрепленной, эти образы не ушли из славянского жизненного обихода, а лишь бриколажно модифицировались. При чем, сама бриколажная трансформация, по-видимому, начала происходить ранее, уже в периоды фетишизма и анимизма тотемные образы должны были начать постепенно приспосабливаться к новым целям ритуальной практики (что и обеспечило устойчивость этих верований в измененном виде и содержании даже после принятия христианства).
Одним из ярких примеров такой устойчивости может служить суеверный обычай, рожденный в лоне тотемизма , и сохранившийся по сей день: бросание монет в воду – либо «на счастье», либо «на счастливое и благополучное возвращение домой после путешествия», либо «на возвращение в понравившееся место путешествия еще раз» (уже в разбросе целей обряда очевидна бриколажность структуры). Академик Б.А. Рыбаков справедливо указывает на то, что этот обычай заменил собой былой обряд жертвоприношения тотему. Практика опускания в воду остатков от жертв, например, принесенных к восьми кострам острова Ящера, в Волхов-реку у Новгорода, в Х веке была заменена обычаем бросать с себя украшения (в том числе и монеты с монист) к жертвеннику Перуна (просто заместившему собой Ящера): «Вокруг Перуна, как гласит древнее предание, горел неугасимый огонь; раскопки обнаружили вокруг идола восемь костров. Вплоть до ХХ века у жителей Новгорода сохранилось поверье, что, проплывая мимо Перыни, нужно бросить в воду монету, как бы в жертву древнему богу». [ 3, с.530-531 ]
Пример еще более полюсной бриколажности дает нам появившаяся сравнительно недавно примета: якобы, если водителю удастся задавить кошку, собаку или ежа – это к удаче в пути. Горловский знахарь А. Аксенов даже настаивает на «неверности» приметы: по его мнению, напротив, смерть притягивает смерть, и убийство животного не может быть приметой на счастье. Мы же можем только представить себе, сколько раз за время своего существования эта примета «перевернулась», обозначая появление ежа или собаки на пути человека то как знак того, что тотем требует себе жертв, то как знак особого отличия повстречавшего их в пути, то как знак счастья, то несчастья, то смерти; в конце концов, из приметы превратившись в средство примитивного магического воздействия на судьбу: но теперь уже не животному должны быть принесены жертвы «на задабривание», а само животное необходимо принести в жертву «на удачу» человеку.
Гораздо чаще в современных суевериях встречаются остатки фетишистских верований . Пожалуй, наиболее автоматическими, неосознаваемыми суеверными признаками нашего ежедневного поведения являются плевание через плечо, стучание по дереву, простейшее заклинание «Чур меня!» и «шиш в кармане» против дурного глаза. Все они имеют в разной степени отчетливо просматривающуюся древне фетишистскую фаллическую природу.
Наши предки ставили столпы-чуры на границе своих земледельческих владений не только как знак охраны и аналог права собственности, но прежде всего как символ фаллического оплодотворения солнечными лучами и потоками дождя священной Матери-земли. Такую же естественно-эротическую символическую нагрузку изначально несло скручивание из пальцев шиша, фиги: эти символы употреблялись в сексуальном, оплодотворяющем значении. Н.Р. Гусева указывает на тот факт, что на русском севере шишами называли символические фаллические изображения на счастье и женскую удачливую судьбу девушкам: для них делали прялки в форме фаллоса со «священным» словом, чтобы нитка шла живая, теплая; свадебные пироги украшали печеными «свадебными шишами» и т.п. [ 4, с.158-160 ]
Тотемно-фетишистскую природу, по-видимому, имеет и обычай стучать по дереву, чтобы не сглазить. Прикосновение к растительным тотемам имело всегда сакрально-магическое значение, воспроизведение оплодотворяющего прецедента, акта самого зарождения жизни. Это не символическое прикасание, а прямое соединение, ритуальное соитие. С трансформацией растительных (например, древесных) тотемов в фетиши-столпы эротически-космогоническое содержание превращается в значение оберега. Теперь прикосновение, действительно, носит характер первичной, неосознанной метафоры: то, от чего я рожден, способно защитить меня в многократном повторении притрагиваний, как бы напоминающих дереву о нашем былом единстве, родстве. Затем же мифологическая «метафора» бриколажно разворачивает утраченную тотемическую цель (соучастного родства человека с деревом) в средство. Дерево теперь – талисман , необходимое магическое средство для достижения новой цели – защиты человека путем запугивания злых духов. Теперь не дерево как первопредок, кровный родственник, а стук как былое напоминание – главное содержание приметы. Стук по дереву должен спасти человека в его наиболее важных, а значит – тайных, начинаниях от дурного глаза злых сил, заглушить собой сокровенные желания от вредоносного «дурного уха».
Так же изменилось эротическое содержание «чуров и шишей» : если произносимое сегодня «Чур меня!» сохраняет свое оберегающее значение (хотя и с бриколажным действием от обратного: не «Чур со мной!», а «Чур от меня!», в смысле «Не дай бог!», «Ни в коем случае!»), то упоминание его идола («чурка») и использование символа шиша, скорее, несут на себе бранные коннотации. То, что служило оберегом, фетишем сил плодородия, теперь защищает только в магических действиях устрашения, само став предметом отпугивания.
Логика бриколажа очевидна и в изменении отношения к левой стороне . В мифе оппозиция «правое – левое», как правило, осознается как «сакральное – профанное» или «свое – чужое», «безопасное – опасное» без дополнительных значений «хорошее – плохое». Древнейшие славянские апотропеи, лики, смотрящие «на все четыре стороны», оберегающие от зла, находящегося впереди и сзади, справа и слева, защищали древнего славянина от главных носителей зла – «злых ветров». В апотропическом фетише (которым является и Збручский идол) все стороны необходимы и важны, и левая сторона, скорее, наиболее уязвима, та, которая требует наибольшего магического участия (сторона сердца).
Неоднозначно в данном случае может быть расценено и плевание . Все, что связано с дыханием (дух, душа) у славян служило предметом особого, тайного сбережения (что, по сути, уже свидетельствет об анимистических представлениях). Так, многие гадательные приметы были связаны с чиханием , не случайно русские былины с удивлением отмечают отчаянность новгородских князей, не веривших «ни в сон, ни в чох». И сегодня, как бы оберегая «улетающий дух» человека в чихании, мы произносим редуцированный текст былого заговора: «Будьте здоровы!» . Магическая практика плевания, например, на перекрестках, в местах, открытым всякой опасности (в отсутствие апотропея), была призвана не столько «заклеймить» злые силы, сколько защитить себя, сохранить свое сокровенное (дыхание, душу, жизнь, «живот», сердце). Это значение и сегодня вполне сохраняется в суеверной привычке поплевать через левое плечо, чтобы не сглазить; хотя и эту примете современный славянин, скорее, наполняет значением противостояния каким-либо силам, чем значением оберега.
Конечно, и здесь сказалось изменение древней семантики в период христианизации, когда все идолы, в том числе Чуры и Шиши, столпы-апотропеи, стали осознаваться как то, от чего следует избавляться ; когда левая сторона стала ассоциироваться с бесовской, а плевание через левое плечо – с попаданием в лицо черту.
Тем более показательны на этом фоне бриколажные смещения семантики. На наш взгляд, именно бриколажная подвижность мифологической структуры, способность к непротиворечивому наслоению значений позволила древним образам закрепиться в жизненно-бытовой практике суеверий. На этой же черте акцентирует внимание, по-видимому, Н.И. Толстой, когда говорит о процессе «вторичной ритуализации» предметов славянской обрядовой практики в быту последующих эпох как о залоге их стабильности. Но современные наблюдения подтверждают не только вторичность, но и троичные, четверичные и т.д. изменения, причем скорее, не предметов, а мифологических мотивов и архетипических структур.
Бриколаж, обеспечивающий непротиворечивость структуры и ее стабильность, может служить объяснением сосуществования суеверий и примет, по сути противоположных друг другу. Сберегается сам образ и мифологическая модель, наполняемая новым содержанием на новом витке спирали. Так, существующий фетиш иглы и нити сегодня может трактоваться и как оберег, и как одно из наиболее вредоносных, «порчевых» средств, могущих повлечь за собой даже смерть. В таких моделях суеверий упоминаются игла и нить, шьющая девушка, возможность «пришить к себе навсегда кого-либо», или «пришить к себе болезнь, беду, смерть».
Многочисленны заговоры с нитью и узлами. Процесс завязывания трактуется как процесс наведения или снятия порчи: «нитью обвязывается больной человек, следовательно, и болезнь обвязывается, человек завязан – завязана и болезнь, снимается нить с человека, с нею снимается и болезнь; нить бросается, зарывается в землю, кладется в отверстие дерева, которое затем забивается, с нитью бросается и зарывается в землю связанная болезнь» [ 5, с.174 ] . И если пояс, красная нить на руке и т.п. – обереги, то нитки, завязанные в узлы и найденные на одежде – знак порчи на смерть. Шить на себе – к болезни, спасением же выглядит белая нитка, которую нужно держать во рту во время шитья. Появляются и новые приметы – нельзя, якобы, шить в самолете, во время перелета, в воздухе. Вероятно, на шитье перенеслись негативные коннотации способа наведения порчи путем протыкания иглой куколки с изображением человека (или фотографии), хотя традиционно «острые предметы заключали в себе силу оборонительную, ими очерчивался, например, магический круг вокруг стада» [ 5, с.154 ] .
Вспомним и смерть Кощея, заключенную, по сказочной версии, в игле (функция магического оберега). Согласно блестящему обоснованию акад. Б.А. Рыбакова , перевод греческого понятия «мифос» в русском варианте дохристианской Руси – «кощун» – басня, легенда. «Кощунить» только после принятия христианства станет означать «колдовать, рассказывать непотребное» (откуда – кощунствовать). «Кощей» буквально означает мифологическое божество , былой идол, а с учетом христианских коннотаций, «кощное» приобретает семантические оттенки тьмы кромешной, преисподней, где Кощей, Кощуй – его повелитель. Оберег такого мифологического божества начинает сам переоцениваться как фетиш вредоносной, порчевой магии, предмет колдовства, но сохраняется как образ в суевериях. Вероятно, в любом случае, память о магических свойствах иглы и нити, двух важных фетишей славянской обрядовой практики, закрепилась в коллективном бессознательном как форма, а содержательное наполнение ее бриколажно наслаивается.
Магический фетишизм видоизмененно сохранился и в популярной до сих пор примете о несчастьях и ссорах, которые влечет за собой рассыпанная соль . Напомним, что дорогая и редкая в древности пищевая добавка, соль, оценивалась как магический фетиш. В ночь на славянский весенний новый год соль пережигали в печи, сопровождая этот процесс соответствующими заговорами на здоровье и благополучие. Затем ее оставляли на столе горкой и утром гадали по форме горки (изменившейся или неизменной) о судьбе семьи в наступившем году. Эту же соль добавляли в испекаемые наутро ритуально-поминальные солярные хлебы (блины, колобки, куличи). Естественно, рассыпавшаяся соль в таком контексте означала дурное предзнаменование. Интересно, что во многих районах западной Украины до сих пор сохранился обычай пережигания соли и добавления ее в куличи, но теперь он приурочен к Пасхе. Такую соль дают попробовать всем членам семьи «на здоровье» и добавляют в корм скоту, чтобы оградить «от сглаза».
Такого же рода утраченную семантику при сохраненной внешней атрибутики мы можем увидеть в примете о дурном предзнаменовании порвавшихся бус . Но если в древности бусы из красных ягод служили оберегом, в котором даже количество ягод-бусин составлялось для девушек ведуньями-жрицами, исходя из имени девушки, времени рождения и т.п., то, разумеется, утрата такого сакрального фетиша прочитывалась как символ будущих утрат в жизни. Сегодня же мы только сберегаем память о внешней форме, некогда наполненной мифологическим содержанием.
Фетишизм суеверий довольно продуктивен. И сегодня очень популярны талисманы «на счастье», вера в «счастливую одежду» (в которой все складывается удачно, например, сдаются экзамены), вера в «фартовые предметы на удачу» (например, в утверждениях типа «Этот блокнот пора менять, но я не буду, с ним мне начало везти, боюсь спугнуть удачу»). Магический фетишизм до сих пор сохранен в вере в порчи , которые «наводят» по личным вещам человека. По сути, современная ситуация, когда люди часто обращаются к православию не в силу искренней веры, а в силу моды на атрибуты веры (в ряду восточных гороскопов, гаданий на картах таро, буддистских мантр и т.п.), даже иконы, тексты молитв и нательные кресты, к сожалению, могут выступать только в роли фетишей.
Наибольший след в системе суеверий, на наш взгляд, оставил период персонифицированного анимизма.
Наше существование и сегодня протекает в живом, одушевленном пространстве, наполненном нашими анимистическими «соседями»: домовыми и водяными, ангелами-хранителями и собственными «чертиками» (к которым обращаются, например, при потере вещей: «Чертик, чертик, поиграл и отдай!»), кикиморами и лешими, русалками и шишками. Современная ситуация не только практически не сужает, но расширяет этот список за счет мифологических новообразований типа барабашек, инопланетян, снежного человека и т.п. Мы уже указывали на вероятную причину высокой степени сохранности подобных образов. На наш взгляд, она связана с тем, что именно в стадии персонифицированного анимизма славянское сознание укрепилось наиболее существенно на момент принятия христианства. И как бы ни влияло православие на языческую суть данных верований, славяне веками передавали правила магического сосуществования с духами-бестиями, законы жизни в их непосредственном бытовом, обыденном соседстве.
Бриколажный принцип коснулся и сущности анимистических верований. Славянские бестии, по преимуществу, являются духами умерших предков , культ которых составляет самые основы славянской ритуальной практики. Они не просто почитались, но в их непосредственном присутствии протекала вся жизнь древнего славянина: жертвенные требища-пиры, богатырские игрища-тризны, сватовские весенние хороводы и игры, купальские «свадьбы», праздники урожая, инициации, новолунные и новогодние ритуалы. Их поощрительная поддержка обеспечивалась в свое время такими трагическими и страшными с современной точки зрения обрядами, как купальские жертвоприношения невест, жертва первенца и святочные новогодние жертвоприношения стариков-«дедухов». Русские и украинские сказки до сих пор помнят их в обязательных инициальных зачинах о деде и бабе.
С постепенным «расселением» духов предков по ярусам мирового древа, с их обоснованием в жилищах, колодцах, под порогом, окнами и воротами дома, в реках, лесах, болотах, славяне разнообразили обрядовую практику поведения с ними, воздействия на них с целью обеспечения помощи или невмешательства духов, задабривания их. И даже с изменением отношения к «нечисти» в период христианизации Руси, суть примет и суеверий сохраняет основной пафос былых обрядов: домовых и леших можно бояться, ими можно пугать друг друга, но их нельзя злить, им нужно, по-прежнему, принести что-нибудь (фактически, в жертву), задобрить.
Современные приметы, касающиеся домовых
, по большей мере бриколажны. Так, если домовой сам был охранительным духом, а острые предметы обозначали оборонительную силу, то сегодняшняя примета утверждает, что на столе ни в коем случае нельзя оставлять ножи. Это, якобы, очень рассердит домового, и он может даже кого-нибудь во сне зарезать или задушить. Налицо замена оберегающих значений пугающими.
А вот в обычае класть под порог нож , прежде чем внести в дом новорожденного, чтобы тем самым лишить вредоносной силы духов, притаившихся на меже своего и чужого мира, можно обнаружить остатки древней оберегающей семантики острых фетишей (нож как оберег младенца) с более очевидными наслоениями магической семантики отпугивания злых сил.
Славянские анимистические образы чрезвычайно стабильны не только в бытовых суевериях и в произведениях искусства, но и в современной массовой культуре. Например, такая сфера массовой культуры, как реклама , ориентированная, прежде всего, на подсознательный принцип воздействия, чрезвычайно неравнодушна к таким образам. И здесь показателен факт бриколажа.
Например, домовой, первоначально бывший хранителем дома и его обитателей, затем ставший устрашающей фигурой, в рекламе снова изображается как добродушный старик, разливающий чай всем домочадцам. Теперь его образ лишен и языческого величия предка, и христианского неприятия нечистой силы. Он снова бриколажно использован как пустая структура, матрица, наполненная содержанием, необходимым новому этапу культуры: уюта и домашнего тепла.
Такая же бриколажная цепочка может быть прослежена в образах русалок. Бывшие купальские жертвенницы, отданные в невесты подводным женихам, жрицы Даны-Девонии, одной из древнейших и могущественных праславянских богинь воды (давшей имена большей части рек, известных славянам), русалки стали в христианской Руси символами бесовского распутства, позорной смерти мужчин, которые поддадутся на их проклятые чары. Русский и украинский фольклор сохранил и другое отношение к русалкам: их призывают в купальских песнях с просьбами об оплодотворении земли, о дожде, но эти песни всегда с трагической окраской мотивов насильственной смерти, умирания, опасности. В тексты современной массовой культуры (рекламу, кинофильмы, сериалы, эстрадные песни) образы русалок снова активно привлекаются в их эротических коннотациях, но, разумеется, без прежней мифологической сакрализации и ореола жертвенности.
Таким образом, принцип бриколажной мозаичности поддерживает стабильность славянских суеверий, которые и так в достаточно высокой степени сохранности «законсервировали» тотемические, фетишистские и анимистические представления о мире. Этот принцип позволяет мифологическим образам, утрачивающим актуальность, превращаться в архетипические структуры, формы, средства, котрые могут быть снова использованы.
Стремясь вернуть себе корни, и тем самым обосновать свою легитимность, современная массовая культура все чаще обращается к автохтонным мифологическим образам и символам , бриколажно их замещая современными стереотипами и брендами: спортивная команда «Борисфен» (одно из славянских названий Днепра), пиво «Сармат» и «Славутич» (название этноса, населявшего современную территорию Донбасса, и второе имя Днепра), квас «Ярило» (праславянское солярное божество), косметическая марка «Лада» (древнейшая праславянская солярная богиня, бывший андрогин Ладо – Лад – Лада), домашние соленья «Верес» (славянское божество плодородия Велес-Волос), напиток «Тархун» (хеттское божество плодородия Тархунт, Тарху) и т.п. Но в наибольшей степени такая стереотипизация коснулась именно системы суеверий.
По справедливому утверждению И.П. Смирнова , «тотемизм и анимизм свидетельствуют не столько о нарцистском характере породившего их первомыслителя, сколько о его бесхарактерности, об его отказе занимать уникальную позицию в мире» [ 6, с.17 ] . В этой логике мы и сегодня сберегаем суеверия в их типизме, в нежелании выделяться из мира, принимать на себя ответственность за последствия самостоятельных поступков, решительного шага, собственных судьбоносных решений (не случайно при появлении домового нужно задать вопрос: «К худу или к добру?», таким образом целиком полагаясь на его, а не на собственную волю). Но в такой «бесхарактерности» современного человека есть, вероятно, и другая смысловая составляющая. Суеверность служит своеобразным залогом стабильности собственной судьбы в мире энтропии, в мире переизбытка информации, в мире, катастрофически утратившем и цельность, и самость, в мире психических стрессов и депрессий. И тем более показательно, что в столь анти-мифологической ситуации коллективное бессознательное использует традиционные мифологические структуры, обеспечивающие консерватизм, стабильность и традиционность культуры.
Е. В. Тараненко
Вісник Донецького університету. – Серія Б – Гуманітарні науки – 2003 – №2
СПИСОК ЛІТЕРАТУРИ М. Мамардашвили. Введение в философию (Феноменология философии) // Новый круг – 1992 – №2 – с. 56-73 Леви-Стросс К. Структура мифов. // «Вопросы философии» – 1970 – №7 – с.152-164 Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества 12-13 вв. – М.: Наука, 1993 Гусева Н.Р. Славяне и арьи: Путь богов и слов. – М.: Гранд, 2002 Елеонская Е.Н. Сказка, заговор и колдовство в России. – М.: «Индрик», 1994 Смирнов И.П. Система фольклорных жанров// Лотмановский сборник. – Вып.2 – М.: «О.Г.И.», 1997Понятия о нечистой силе и об ее разнообразных проявлениях составляют, бесспорно, тот общий фон, на котором, главным образом, покоится наибольшая масса существующих у людей предрассудков и суеверий. Все, что более или менее загадочно и что в то же время является в том или другом отношении вредным для человека, люди обыкновенно приписывают действию какого-нибудь нечистого духа (так как все они имеют свои специальные функции, или, вернее сказать, специальные районы своих действий), то все-таки это не уничтожает общей веры человека, что, во всяком случае, это дело «нечистого».
Впрочем, нельзя сказать, чтобы нечистой силе люди приписывали только вредные для людей проявления, причинение людям зла. Хотя все нечистые духи, по понятиям славян, сами по себе действительно являются существами злыми, но иногда они относятся покровительственно к тем или другим «приглянувшимся» им людям и оказывают своим любимцам различные услуги в их материальной жизни. Не говоря уже о том, что есть целый разряд лиц, которые являются как бы посредниками между людьми и нечистыми духами и у которых эти последние играют почти служебную роль, исполняя их всевозможные желания и прихоти, направленные большей частью, к вреду других людей. Но кроме этих лиц, находящихся в постоянном общении с нечистой силой, по понятиям людей, и всякому вообще человеку представляется возможность задобрить или умилостивить разгневанного почему-либо нечистого духа или заранее предотвратить этот гнев. Для этого существуют известные правила и обряды, которые можно назвать в некотором роде демонологическим культом.
По понятиям славян, происхождение нечистой силы заключается в следующем: вначале был Бог и только добрые ангелы. Но один из них, по прозванью Сатана, преисполнился зависти к Богу, и сам захотел быть таковым. Возгорелась борьба между ним и Богом, и окончилось тем, что Бог низверг Сатану в ил (болото), отчего Сатана с тех пор и стал называться Сатанаил. А его приспешники попадали с неба кто куда пришелся, и стали лешими, водяными, домовыми и прочей нечистью. Таким образом, нечистые духи завладели известными районами, в сфере которых и стараются всячески пакостить людям.
Ниже будут представлены различные обряды современных славян, показанные на примере Сургутского края .
а) Взгляды современных людей на различные церковные праздники и сопровождающие их обычаи и обряды
Святки, и в особенности канун нового года, являются временем гаданий молодежи о своей будущей судьбе. Рассмотрим главнейшие церковные праздники и периоды, начиная с крещенского сочельника.
Вечер крещенского сочельника люди называют «страшным вечером» и говорят, что в это время нужно особенно опасаться нечистой силы, которая, как бы встревоженная предстоящим водосвятием, начинает повсюду метаться и бросаться. Поэтому, придя из церкви, все окна и двери закрещивают углем или мелом. А принесенной из церкви святой водой, окропивши дом, непременно потом окропляют и скотину, потому что, по поверьям, если не окропить святой водой скотину и загородь, то в эту ночь нечистый «шибко» будет мучить скот и на завтра (в Крещение утром) его найдешь в мыле и в поту. Вместе с водой приносят также из церкви и свечку, которую еще в церкви опускают в воду и так в воде и держат все время. Эта свечка также имеет большую предохранительную силу от нечистых духов.
Также в крещенский сочельник люди всячески гадают и пытаются предсказать будущее.
На крещенье , после водосвятия, те, кто ходил на святках ряжеными, купаются в проруби, чтобы смыть с себя этот грех, так как ряженье старыми людьми считается большим грехом.
Следующим за Крещеньем праздником является Масленица - проводы зимы, которая сопровождается устройством «катушки» (ледяной горы) для молодежи и катаньем на лошадях вокруг города, в последние три недели со стороны более солидного люда. Люди пекут блины, сжигают чучело Масленицы. А в «прощенный» день (последний день масленицы) ходят «прощаться» к старшим, а также и на могилки к родственникам. После этого обряда масленица считается законченной.
Наступает великий пост. Из всех дней поста больше всего обращает на себя внимание великий четверг , который сопровождается разными обрядами и приметами, имеющими несомненную связь с нечистой силой. Например, в великий четверг, вставши рано утром, после умовения и пр., следует соскочить с трех ступенек крыльца или перескочить через три порога «взапятки» (задом): будешь весь год легким человеком, т. е. не будешь весь год хворать.
Благовещенье (25 марта) считается большим праздником. По поверьям в этот день «птица гнезда не вьет, девица косы не плетет»… Точно так же спать с женой на Благовещенье считается большим грехом. Были случаи, когда попы накладывали епитимью на мужа, если в Рождество родился ребенок, так как в этом случае думают, что такой ребенок зачат на Благовещенье.
В первый день Пасхи, по поверьям, солнце на восходе «играет» - то увеличивается, то уменьшается. Многие будто бы видели это явление. Если девушка проспит Христовскую заутреню, это служит приметой, что ей достанется плохой муж. С первого дня Пасхи и до Вознесенья Христос ходит под окнами и слушает, что о нем говорят. Поэтому плевать за окно или выливать туда что бы то ни было, хотя бы даже чистую воду, нельзя: можно облить Христа.
В день Ивана-Купала собираются лечебные травы, устраиваются гулянья и гаданья.
б) Обычаи и обряды при рождении и крещении и относящиеся сюда суеверия и приметы
Еще задолго до наступления родов, женщины уже принимают некоторые меры предосторожности как для сохранения своей собственной жизни в период беременности и во время родов, так и, главным образом, для сбережения в целости своего ребенка. Беременным женщинам воспрещается перешагивать через оглоблю, голик или собаку, а равно и «пинать» собаку ногой - у ребенка может образоваться «кучерга», т. е. у ребенка будет болеть спина и гнуться назад. Также нельзя переходить через ноги беременной женщины, женщинам в положении нельзя сидеть на пороге. Беременным нельзя быть у покойника: ребенок умрет в утробе, и также нельзя быть свахой - по той же причине. За месяц или за два перед родами, приглашается бабка, которая «правит» живот и следит за нормальным течением беременности. Когда приходит время рожать, то прежде всего с женщины снимают рубашку, в которой она ходила, и надевают чистую, затем вычесывают у нее голову и волосы заплетают в косы, снимают серьги и кольца, разувают ее. Потом зажигают перед иконами свечку, которая горит все время. Как только родится ребенок и бабка уберет все за роженицей, причем «место» (послед) заворачивают в ветошку с краюшкой хлеба и зарывают в землю в подполье, бабка отправляется ко всем родным и знакомым и приглашает их к новорожденному «на чашку чая».
Пока ребенок не окрещен, в доме нельзя гасить огонь, а матери отворачиваться от ребенка на другой бок. Если новорожденный ребенок беспокоится - это дело нечистого духа, который, по мнению людей, часто подменивает ребят. В этом случае, значит, он подменил спокойного беспокойным.
При крещении ребенка наблюдают: если остриженные священником волосы ребенка, брошенные в купель, тонут - ребенок скоро умрет, а если всплывут наверх - будет долговекий. Когда бабка после крещения возвращается с ребенком из церкви, то какая-нибудь родственница новорожденного встречает их у порога дома и благословляет ребенка хлебом, после чего поднимает руку с хлебом вверх так, чтобы бабка с ребенком прошли под ним. От этого хлеба отрезают краюшку и кладут в люльку: ребенок будет спокойнее и, кроме того, хлеб предохранит его от разных напастей.
в) Свадебные обычаи и обряды
Устройство браков считается делом старших. Лишь только парень вздумает жениться или родные в тех или других видах найдут нужным его женить, собирается совет старших. На этом совете выбирается невеста. Затем на этом же совете старших выбирают сватьей.
С этого момента и начинаются свадебные обряды, которые открываются «сватовством», продолжаются «свиданьем», или «переводинами», и «девишником» и завершаются «пировьем».
Перед отправлением к венцу, жениха и невесту благословляют хлебом-солью и иконой. Жених становится посреди комнаты, а его родители, сначала отец, за ним мать, берут поочередно со стола икону и крестообразно благословляют ею жениха. То же проделывают и с хлебом. Вместе с родителями жениха благословляют и его крестные - отец и мать, каждый - со своей иконой. При этом жених кланяется им в ноги и целуется с ними. Затем жених отправляется к невесте. У нее тем же порядком происходит благословение, но не одной невесты, а вместе с женихом. Затем все едут в церковь. Впереди свадебного поезда несут невестину благословенную икону. Когда в церкви зажгут венчальные свечи, замечают, чья свеча больше сгорит, тот раньше умрет.
г) Обычаи и обряды в быту
· Как только выстроенный дом будет окончательно готов, назначается особый день для перехода и приглашаются гости. При этом в новых горницах пол устилается сеном, а у икон зажигаются свечи. Гости собираются в новом доме раньше хозяев и ждут их. Некоторое время собравшиеся молча и с торжественным видом сидят и ждут. Затем появляются хозяева, причем хозяин несет хлеб с солью и икону, а хозяйка - кошку, курицу и квашенку.
· При поездке куда-нибудь считается необходимым присесть на короткое время, причем в тот день, когда кто-то собирается в отлучку, не метут из избы, пока он не уедет и не пройдет после его отъезда часа или двух.
· Во время пожара вокруг горящего дома обносят икону, а в огонь бросают «петушиное яйцо», которое, по поверьям, петух несет перед своей смертью.
· Если потерялась собака, то нужно позвать ее по имени до трех раз через печную трубу в то время, когда из только что затопленной печки выходит первый дым, и собака явится.
· В полночь на Иванов день надо достать совершенно черную кошку, варят ее в котле. Когда кошку разварят до костей, начинают перебирать все ее кости перед зеркалом: возьмут кость, оботрут ее полотенцем, посмотрят через нее в зеркало и откладывают в сторону. Через некоторое время будто бы непременно дойдешь до такой кости, что когда станешь смотреть в зеркало, то ничего не увидишь - ни себя, ни кости. Эту косточку и берут: она имеет свойство скрывать человека вроде шапки-невидимки.
· Во время грозы зажигают свечи у всех икон и молятся Богу, при этом непременно закрывают трубу и выгоняют из дома кошек и собак, а на окна и в продушины кладут камни, т. к. думают, что через камень не может проникнуть в дом «Громова стрела».
д) Погребальные обряды и суеверия о мертвых
· Когда больной умирает, зажигают у передней иконы свечу, а на столе у постели умирающего ставят чашку с чистой водой.
· Когда человек умирает, то проходящие мимо того дома, где он лежит, легко могут заметить, как в переднем углу этого дома стоит кто-то в белом и как будто кого-то караулит… Это смерть поджидает свою жертву. Многие говорят, что видели ее «своими глазами».
· Люди очень боятся покойников и, чтобы не испытывать этого страха, употребляют такой прием: берут покойника за ноги и приговаривают: «Не я тебя, страх, боюсь, а ты меня, страх, бойся», и затем задом отходят к порогу. После этого покойник будто бы уже не будет больше внушать страх.
· Неотпетый мертвый слышит все, что происходит или говорится возле него, и лишь когда над ним в последний раз пропоют вечную память, опуская в могилу, он утрачивает всякое сознание.
· Если сделанный для покойника гроб случайно окажется длинным или если покрывало окажется длиннее гроба, это служит дурной приметой: умрет кто-нибудь из того же дома.
· Когда покойника вынесут из дома, то в передний угол, где он лежал, кладут камень.
· С кладбища обыкновенно все провожавшие тело умершего приглашаются на особое поминальное угощение, причем созывают также и нищих, которым подается три милостыни, например, три каравая, три пирога и т. д.
· В день поминок заказывают панихиду или обедню, ходят на могилы и причитают, а потом обычным порядком созывают гостей и нищих.
· Чтобы избежать тоски по умершим, берут с их могилок щепотку песка и кладут себе на грудь за пазуху.
· Вдовам не полагается носить серег. Как только умирает муж, жена сейчас же снимает с себя серьги и кольца.
· Относительно самоубийц говорят, что по своей воле человек никогда «не давится»: на него нападают черти. Но это может произойти только тогда, когда на шее у человека нет креста.
· Если покойник долго не гниет, то думают, что это или мощи, или проклятый матерью или Богом человек.
Суеверия и приметы – совершенно иррациональное и не имеющее под собой здравого смысла явление. Это прекрасно понимает каждый образованный человек. Но почему многих иногда так и тянет перестраховаться и постучать по дереву или шикнуть на черную кошку, перебегающую дорогу? А главное, откуда взялись эти странные суеверные привычки, и почему ученые от Гарварда до Оксфорда анализируют их совершенно ненаучную природу на страницах целых книг? Давайте разбираться.
Суеверия против здравого смысла: что в итоге победит?
Наверняка, вы слышали о сложной цепочке ритуалов, выполняемых теми, кто отправляется бороздить просторы Вселенной. Или хотя бы околоземной ее части. Не секрет, что перед стартом ракеты наши космонавты всегда смотрят фильм «Белое солнце пустыни» и ни в коем случае не дают автографов. А на корпусе ракеты-носителя обязательно пишут «Таня». Бывший американский президент Барак Обама в день выборов непременно проводил утро за игрой в баскетбол. Да что уж там говорить, если удержаться от суеверных обрядов не могли даже некоторые из великих ученых.
Например, у нобелевского лауреата и одного из самых выдающихся физиков – Нильса Бора – над входом в его загородный дом всегда висела подкова. И однажды его приятель поинтересовался, неужели Бор действительно верит, что этот предмет приносит ему удачу. «Конечно, нет. Но я заметил, что подкова приносит удачу даже тем, кто в нее не верит», – ответил знаменитый датский ученый.
Если же посмотреть на обычных людей, то тут нас ждет совсем шокирующая статистика.
В США от 17 до 21 миллиона человек боятся числа «13», в Великобритании – 74% населения имеют привычку стучать по дереву, а в России, согласно опросам «Левада-центра», в суеверии признается 52% граждан.
Самое пугающее, что большинство людей прекрасно понимают, что суеверия по своей сути бессмысленны и не могут быть доказаны разумными объяснениями. Это всего лишь практики, вызванные невежеством, страхом неизвестного и, конечно, соблазнительной верой в счастливые (и несчастливые) совпадения. Но раз уж этот феномен беспокоит не только пытливых обывателей, но и интеллектуальное сообщество, посмотрим, как серьезная наука пытается объяснить суеверные привычки и бороться с ними.
Наука о суевериях
Amaviael / bigstock.com
Естественно, что в первую очередь феномен суеверий интересует специалистов по психологии. Так, довольно известен подход доктора психологии из Оксфорда Стюарта Вайса. В своей научно-популярной книге «Вера в магию: психология суеверия» он объясняет, что все эти причудливые ритуалы неизбежно включены в систему знаний любой культуры. Дело в том, что это важный элемент социализации. Во-вторых, человеку попросту некомфортно жить в мире неопределенности, где нельзя взять под контроль каждый момент. В этом смысле суеверия выступают как успокаивающий механизм.
Своя точка зрения на природу суеверий есть и у биологов-эволюционистов. В частности, довольно широкую известность получило исследование Кевина Фостера, доктора Гарвардского университета, и Ханны Кокко из университета Хельсинки. Прежде всего, биологи уверяют, что для любого живого организма свойственно умение перестраховаться. Еще доисторические люди ассоциировали шуршание травы с приближением опасного хищника. Да, в большинстве случаев звук этот порождал ветер, но инстинкт самосохранения вынуждал человека быть настороже. Или вспомните, как ведут себя на улице обычные голуби: от резкого хлопка в ладоши они непременно будут разлетаться. На самом деле, эти птицы достаточно сообразительны, чтобы отличить такой хлопок от смертельно опасного выстрела, но и они предпочитают следовать принципу «береженого бог бережет».
Основываясь на эволюционном подходе, Фостер и Кокко выдвинули предположение о существовании условного «гена суеверности», который люди наследуют от своих не очень рациональных, но обладавших хорошим инстинктом выживания, предков. В этом смысле суеверие ученые определяют, как «причинно-следственные отношения, которых на самом деле нет».
Ученые даже вывели эволюционную модель того, как в биологическом контексте формируется суеверная привычка. Но в ней ничего нового по большому счету нет: тот, кто перестраховывается, с большей вероятностью выживет и передаст потомству наследственную информацию. А заодно и, назовем вещи своими именами, трусливые привычки.
Кстати, после публикации этого исследования доктор Кевин Фостер обмолвился в интервью NewScientist, что гипотеза о существовании генетической причины для суеверного поведения вызовет раздражение среди психологов. И он оказался прав. С критикой на биологов обрушился британский профессор Бристольского университета Брюс Гуд. «Люди рождаются с мозгами, предназначенными для понимания мира вокруг, но иногда осмысление действительности приводит к убеждениям, выходящим за рамки адекватных объяснений», – подчеркивает психолог. Сам профессор Гуд уверен, что в мире случайностей и непредсказуемости навык суеверия не такая уж постыдная глупость.
Суеверия в культурном коде
VaLiza14 / bigstock.com
Под теории психологов и биологов вполне подходят те суеверия, которые связаны с уходом от опасности или неприятности. Чтобы подтвердить эту трактовку, к делу подключились археологи и культурологи. Вот что они выяснили о сущности и происхождении различных популярных суеверий и примет.
Во многих, особенно западных, культурах раскрытый в помещении зонт считается предвестником неудачи. Большинство историков на этот счет сходятся во мнении, что корни этой приметы уходят во времена, когда зонты представляли собой сложные конструкции из металлических спиц. Как это было, например, в викторианской Англии XVIII века. Если такая махина случайно раскрывалась в помещении, то она обязательно повреждала кого-то из присутствующих или сносила хрупкие предметы с полок. Вывод об отношении домочадцев к такому происшествию очевиден – вот и родилось суеверие.
По той же логике появилась история с просыпанной солью. Еще в 3500 году до н.э. древние шумеры придавали соли высокую ценность, поэтому пустая трата этой специи в прямом смысле дорогого стоила. Ритуал с солью перекочевал к египтянам, ассирийцам, а затем к грекам, откуда распространился на всю Европу. Не зря само слово «соль» практически не отличается по своему произношению в большинстве европейских языков, а этимология английского «salary» – «зарплата» – прямое свидетельство того, что соль обладала раньше крайне высокой стоимостью, а значит ее неосторожное «разбазаривание» не сулило ничего, кроме неприятностей.
Таких параллелей можно найти огромное множество. Все они говорят нам о том, что суеверия, со всем их сомнительным смыслом и культурным отпечатком, довольно плотно вошли в повседневный обиход у жителей самых разных стран. Подкрепленные логикой эволюции, они превратились в забавные, но, по большому счету, бессмысленные практики. Этакий социальный и культурный атавизм, который чисто психологически облегчает наше существование. Возможно, наступит момент, когда суеверия навсегда останутся в прошлом, так же, как разные магические ритуалы, свойственные человеческой цивилизации менее продвинутого уровня. Если только теория эволюционистов не подтвердится, и у нас все-таки не окажется наследственной предрасположенности к стукам по дереву и прочему бытовому мракобесию.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter .
Суеверия и предрассудки существуют столько же, сколько существует само человечество . Причём формы их проявления столь многолики, что порой даже трудно разобраться, где суеверие, а где истина.
Вся наша жизнь, весь наш быт опутаны невидимой паутинкой суеверий и предрассудков, а мы зачастую бываем настолько слепы, что не замечаем этого. Так что же такое на самом деле суеверие? Попробуем разобраться.
Ещё великий алхимик Менделеев когда-то говорил, что «Суеверие есть уверенность, на знании не основанная» . Хорошо сказал – коротко, ясно и исчерпывающе!
Само слово "суеверие" в буквальном смысле означает "суетное, тщетное, ложное". То есть это обманчивая вера в сверхъестественные силы. Большинство народных суеверий берут свои корни в язычестве - вере, основанной на отождествлении окружающего мира и природных явлений с волшебными, сверхъестественными силами.
В таком случае, что из себя представляет примета? Согласно словарю Ушакова, примета - это "обстоятельство, явление, указывающее по народным верованиям на появление чего-нибудь, на связь с каким-нибудь другим событием." То есть это некое отличительное свойство, явление, предвещающее некое событие, ситуацию.
И последнее - предрассудок - это некое устойчивое предубеждение по поводу какого-либо явления, аспекта жизни. Буквально же означает "мнение, предшествующее рассудку, усвоенное некритически, без размышления" . То есть по сути нечто среднее между суеверием и приметой.
О приметах, суевериях и предрассудках мы заговорили неспроста. Дело в том, что в жизни русских людей они играли немаловажную роль. И в том числе, народная медицина полна самых разнообразных суеверий и предрассудков, а потому в данном исследовании никак нельзя обделить этот аспект вниманием.
Например, эффективными средствами от сглаза на Руси считались разнообразные нехитрые действия, которые, впрочем, и сегодня совершают довольно часто, не осознавая сакрального смысла действа. От сглаза полагалось прикусить себе язык, показать кукиш, сплюнуть через левое плечо три раза или трижды постучать по дереву, надеть белье наизнанку, умываться водой, настоянной на серебряной ложке.
Также очень много было предрассудков, связанных с беременностью и родами. Например, считалось что беременной женщине нельзя стричь волосы: мол, ребенок может родиться преждевременно . Дело в том, что славяне верили будто в волосах сокрыта жизненная сила человека - именно поэтому с волосами было связано большое число примет и запретов. Ведь стричь, мыть волосы - значило уменьшать свои жизненные силы, укорачивать свою жизнь или, самое малое, лишить себя достатка.
Кроме этого было множество других предрассудков, которые вполне объяснимы с медицинской точки зрения. Как пример приведу такую примету: "Через полено шагать - тяжело детей рожать ". Это суеверие основано, прежде всего, на осторожности, поскольку опасно переступать через препятствие (можно упасть), да и широкие шаги противопоказаны при беременности. Однако, у наших предков было и другое обоснование: домовой, живущий под веником может обидеться.
Теперь следует остановиться на многочисленных русских суевериях и предрассудках, связанных с маленькими детьми и их здоровьем. На Руси всегда внимательно присматривались к физическим данным, состоянию и поведению ребенка, считая, что они могут быть добрыми или худыми предзнаменованиями (что вполне логично). Так "если ребенок на вес весьма тяжел" , то говорят: "его тянет земля" , а "если ребенок растет пухлым и нежным" то говорят: "его нежит земля" . Тем не менее, таким детям предрекали недолгую жизнь. Не самый "радужный" предрассудок, однако.
А вот если после отнятия ребёнка от груди (прекращения кормления его грудным молоком) мать потом снова стала его кормить, то, согласно русским народным представлениям, такой ребенок (и, соответственно, впоследствии взрослый человек) будет обладать дурным глазом.
А теперь обратимся к суевериям, связанным непосредственно с народной медициной . К примеру, существовало суеверие: "Проведи безымянным пальцем по любой ране или царапине - и она заживет." Почему-то считалось, что так царапина заживает быстрее.
А вот другое: "Если в семью пришла болезнь, вымой больного и вылей воду на кота. Затем выгони кота за дверь, и болезнь выскочит вместе с ним." Вообще, русские народные поверья о кошках весьма противоречивы - есть ряд суеверий, так сказать, "к добру", а есть ряд - "к худу". Это обосновано тем, что славяне верили, будто кошки восприимчивы к всевозможным переменам, чувствуют их прежде человека.
Существовала и такая примета: "На пороге не сиди - к потере, к болезни." Она обусловлена верой славян, что порог - граница между внешним чужим миром и внутренним домашним. Там, за порогом обитают злые духи, болезни и прочие напасти. Считалось, что, сидя на пороге, человек рискует подвергнуться нападению с их стороны.
А если какая-либо детская болезнь "не поддается" заговорам другим магическим и народным приемам, то ребенка "перераживают", то есть мать трижды "пронимает" ребенка через платье , то есть опускает его головкой вниз к себе за пазуху и вынимает из-под платья, тем самым имитируя рождение ребенка. Согласно этому суеверию, считалось, что, переродившись, ребенок выздоровеет.
Ну, а для случаев серьезных заболеваний на Руси существовало еще одно суеверие - помимо "перераживания", прибегали к обряду "перепекания" ребенка . Для этого в печи разжигали жаркий огонь, брали лопату, которой обычно клали в печь хлебы, и сажали на нее ребенка. А затем, сняв его, лопату всовывали в горящую печь. Это действо также повторяли трижды. Кстати, полагаю, что именно это суеверие отражают русские народные сказки, повествующие про Бабу-Ягу, сажавшую Иванушку-дурачка (-царевича) на лопату и грозившуюся испечь его в печи.
Приведённых примеров вполне достаточно, чтобы отразить насколько пропитана народная медицина и весь русский быт самыми разнообразными суевериями, приметами и предрассудками, берущими свои корни из седой древности.
Статьи по теме
