О нигилизме и интеллигенции. Кто такие нигилисты: описание, убеждения и примеры известных личностей История происхождения термина «нигилизм»

Слово «нигилист» в переводе с латинского буквально переводится как «ничто». Это человек, который не признает никаких авторитетов. Этот термин широко распространился в литературе и публицистике 60-х годов 19 века.

Течение общественной мысли

В России это течение получило максимальное распространение после того, как свет увидел роман И.С. Тургенева «Отцы и дети». Нигилизм проявил себя в качестве общественного настроения разночинцев, отрицавших устоявшиеся нормы морали. Эти люди опровергали все привычное. Соответственно, нигилист - это человек, который не признает ничего. Представители данного течения отвергали религиозные предрассудки, деспотизм в обществе, искусство, литературу. Нигилисты выступали за свободу личности женщины, ее равноправие в обществе, а также в определенной степени пропагандировали эгоизм. Программа этого течения была весьма схематична, а те, кто продвигал ее, были излишне прямолинейны.

Если говорить о нигилизме как о мировоззрении, то его нельзя назвать цельным. Нигилист - это человек, который отличался лишь выражением неприятия к окружающей действительности. Идеи этого общественного течения в то время выражал журнал «Русское слово».

Нигилизм до «Отцов и детей»

Как уже говорилось выше, сам термин получил распространение после того, как был опубликован роман «Отцы и дети». В данном произведении нигилист - это Евгений Базаров. У него были последователи, но об этом позже. Именно после публикации романа распространился термин "нигилизм". До этого в журналах подобные идеи назывались «отрицательным направлением», а его представители именовались «свистунами».

Для противников общественного течения нигилист - это тот, кто стремился разрушить моральные устои и пропагандировал аморальные принципы.

"Что такое Базаров?"

Именно с таким вопросом обращается П.П. Кирсанов к своему племяннику Аркадию. Слова о том, что Базаров - это нигилист, брата Павла Петровича изумили. Для представителей его поколения жизнь без принципов невозможна.

Стоит отметить, что нигилисты в литературе - это в первую очередь герои Тургенева. Наиболее ярким, конечно, является Базаров, у которого были последователи, Кукшина и Ситников.

Принципы нигилистов

Для представителей этого течения характерен главный принцип - отсутствие каких-либо принципов.

Наиболее ярко мировоззренческая позиция Базарова отражается в спорах с Павлом Петровичем Кирсановым.

Герои по-разному относятся к простому народу. Базаров считает этих людей «темными», Кирсанов умиляется патриархальности крестьянской семьи.

Природа для Евгения является своеобразной кладовой, в которой человек может хозяйничать. Павел Петрович любуется ее красотой.

Отрицательно относится главный нигилист в романе «Отцы и дети» к искусству. Чтение литературы для Базарова - пустое времяпрепровождение.

Евгений и Павел Петрович - представители разных социальных слоев. Базаров разночинец. Это во многом объясняет его отношение к народу и равнодушие ко всему прекрасному. Он представляет, насколько тяжела жизнь тех, кто возделывает землю. Русские нигилисты, как правило, действительно были разночинцами. Вероятно, этим вызвана их революционная настроенность и неприятие общественного строя.

Последователи Базарова

На вопрос о том, кто из героев был нигилистом в «Отцах и детях», можно, конечно, ответить, что учеником Базарова считал себя Аркадий Кирсанов. Кукшина и Ситников тоже выдают себя за его последователей. Однако можно ли их считать нигилистами?

Аркадий, хоть и пытается подражать Базарову, совершенно по-другому относится к искусству, природе, родным людям. Он перенимает лишь холодную манеру Базарова общаться, разговаривает низким голосом и держится развязно. Аркадий - воспитанный молодой человек. Он образован, искренен, неглуп. Младший Кирсанов рос в другой среде, ему не надо было зарабатывать себе на учебу.

Однако когда Евгений Базаров влюбляется в Анну Одинцову, то создается впечатление, что его поведение тоже несло оттенок наигранности. Конечно, он намного тверже Аркадия, глубже разделяет идеи нигилизма, но при этом он все-таки душой не мог отвергнуть все ценности. В конце романа, когда Базаров ожидает собственной смерти, он признает силу родительской любви.

Если говорить о Кукшиной и Ситникове, то они изображаются Тургеневым с такой иронией, что читатель сразу понимает: воспринимать из как «серьезных» нигилистов не стоит. Кукшина, конечно, «пружится», стараясь показаться не такой, какая она есть в действительности. Автор называет ее «существом», подчеркивая тем самым суетливость и глупость.

Ситникову писатель уделяет еще меньше внимания. Этот герой - сын трактирщика. Он недалек, держится развязно, копируя, вероятно, манеру Базарова. У него есть мечта сделать людей счастливыми, используя для этого деньги, заработанные отцом, в чем выражается неуважительное отношение к чужому труду и к родителям.

Что же хотел автор сказать таким ироничным отношением к этим персонажам? Во-первых, оба героя олицетворяют собой негативные стороны личности самого Базарова. Ведь и он не проявляет уважения к устоявшимся ценностям, которые были заложены много веков назад. Базаров также проявляет пренебрежение к родителям, которые живут лишь любовью к единственному сыну.

Второй момент, который хотел показать писатель, заключается в том, что время «базаровых» еще не наступило.

История происхождения термина «нигилизм»

Благодаря Тургеневу, понятие нигилизма получило широкое распространение, однако не он придумал этот термин. Есть предположение, что Иван Сергеевич заимствовал его у Н.И. Надежина, который в публикации применил его для негативной характеристики новых литературных и философских течений.

Тем не менее именно после распространения романа «Отцы и дети» термин получил общественно-политическую окраску и стал широко применяться.

Надо также сказать, что дословный перевод этого слова не передает содержания этого понятия. Представители течения вовсе не были лишены идеалов. Есть предположение, что автор, создав образ Базарова, выказывает осуждение революционно-демократического движения. В то же время Тургенев говорит, что его роман направлен против аристократии.

Итак, термин «нигилизм» первоначально задумывался как синоним слова «революция». Однако слово получило такую популярность, что нигилистом мог считать себя семинарист, отдавший предпочтение учебе в университете и отказавшийся от духовной карьеры, или девушка, выбравшая себе мужа по велению сердца, а не по указу родственников.

nihil - ничто) - мировоззренческая позиция, ставящая под сомнение (в крайней своей форме абсолютно отрицающая) общепринятые ценности, идеалы, нормы нравственности, культуры. В словарях определяется также как «отрицание», «абсолютное отрицание», «социально-нравственное явление», «умонастроение», то есть, очевидно, определение нигилизма и его проявление в разное время зависело от культурно-исторической эпохи, субъективно и контекстуально зависимо.

Энциклопедичный YouTube

• 1 / 5

  В западной философской мысли термин «нигилизм» (нем. Nihilismus ) ввёл немецкий писатель и философ Ф. Г. Якоби . Это понятие использовали многие философы. С. Кьеркегор источником нигилизма считал кризис христианства и распространение «эстетического» мироощущения. Ф. Ницше понимал под нигилизмом осознание иллюзорности и несостоятельности как христианской идеи надмирного Бога («Бог умер»), так и идеи прогресса , которую считал версией религиозной веры. О. Шпенглер нигилизмом называл черту современной европейской культуры, переживающей период «заката» и «старческих форм сознания», который в культурах других народов якобы неизбежно следовал за состоянием высшего расцвета. М. Хайдеггер рассматривал нигилизм как магистральное движение в истории Запада , которое может привести к мировой катастрофе.

  Нигилисты придерживаются некоторых или всех из следующих утверждений:

  • Нет (бесспорного) разумного доказательства наличия высшего правителя или создателя;
  • Объективной нравственности не существует;
  • Жизнь, в определённом смысле, не имеет истины, и никакое действие объективно не предпочтительнее любого другого.

  Разновидности нигилизма

  • Философская мировоззренческая позиция, ставящая под сомнение (в крайней своей форме абсолютно отрицающая) общепринятые ценности, идеалы, нормы нравственности, культуры;
  • Мереологический нигилизм - философская позиция, согласно которой объекты, состоящие из частей, не существуют;
  • Метафизический нигилизм - философская теория, согласно которой существование объектов в реальности необязательно;
  • Эпистемологический нигилизм - отрицание знания;
  • Моральный нигилизм - метаэтическое представление о том, что ничто не является моральным или аморальным;
  • Правовой нигилизм - порождённое социальной средой активное или пассивное отрицание обязанностей личности, а также установленных государством норм и правил.

  Нигилисты в России

  В русской литературе слово «нигилизм» впервые было употреблено Н. И. Надеждиным в статье «Сонмище нигилистов» (журнал «Вестник Европы », 1829 год) . В 1858 году вышла книга казанского профессора В. В. Берви «Психологический сравнительный взгляд на начало и конец жизни». В ней тоже употребляется слово «нигилизм» как синоним скептицизма .

  В настоящее время широко распространён термин «правовой нигилизм » - неуважение к праву. Он отражает широко распространённый феномен в правовой жизни российского общества. Его структурообразующим компонентом является идея, отрицающая легитимные социальные установки и несущая значительную идеологическую нагрузку, обусловленную не только тенденциями общественного развития и соответствующими ценностями, но и рядом психогенных факторов.

  Нигилизм в исследованиях психологов

  Понятие нигилизм также анализируется В. Райхом . Он писал о том, что телесные характеристики (сдержанность и напряжённость) и такие особенности, как постоянная улыбка, пренебрежительное, ироничное и вызывающее поведение, - это остатки очень сильных защитных механизмов в прошлом, которые отделились от своих исходных ситуаций и превратились в постоянные черты характера. Они проявляются как «невроз характера», одной из причин которого и есть действие защитного механизма - нигилизма. «Невроз характера» - это тип невроза , при котором защитный конфликт выражается в отдельных чертах характера , способах поведения, то есть в патологической организации личности в целом.

  См. также

  	Портал «Философия »
  	нигилизм в Викисловаре
  	Нигилизм в Викицитатнике

  
  

  
  

  В наших краях слово нигилизм воспринимается до сих пор неверно. Это началось еще с романа Тургенева «Отцы и дети», где не назвал «нигилистом» Базарова, отрицавшего взгляды «отцов». Огромное впечатление, произведённое произведением «Отцы и дети», сделало крылатым и термин «нигилист». В своих воспоминаниях Тургенев рассказывал, что когда он вернулся в Петербург после выхода в свет его романа — а это случилось во время известных петербургских пожаров 1862 г., — то слово «нигилист» уже было подхвачено многими, и первое восклицание, вырвавшееся из уст первого знакомого, встреченного Тургеневым, было: «Посмотрите, что ваши нигилисты делают: жгут Петербург!»

  На самом деле нигилизм – это отрицание существования самостоятельных «смыслов» в любом виде: в том числи и вотрицании особой осмысленности человеческого существования, значимости общепринятых нравственных и культурных ценностей, непризнании любых авторитетов. Нигилизм близок к реализму и опирается только на фактологическую базу. По сути нигилизм близок к критическому мышлению и скептицизму, но имеет более широкое философское толкование. Для меня классический нигилизм – это теоретическая база минимализма и осознанности. Поэтому предлагаю вам для размышления следующий текст Виджея Прозака «Вера в ничто».
  

  Вера в Ничто

  Нигилизм сбивает людей с толку. «Как вы можете заботиться о чем-то, или стремиться к чему-то, если верите, что ничто не имеет значения?», спрашивают они.

  В свою очередь, нигилисты указывают на допущение присущего значения и проблемы этого допущения. Нуждаемся ли мы в том, чтобы существование значило что-либо? В любом случае, существование остается таким как есть, независимо от того, что мы думаем об этом. Мы можем делать с ним то, что хотим. Некоторые из нас будут желать большей красоты, большей эффективности, большей функциональности и большей правды, а другие не будут. Это приводит к конфликту.

  Нигилисты, которые не являются своего рода «детками-анархистами», как правило, проводят различие между нигилизмом и фатализмом. Нигилизм говорит, что ничто не имеет значения. Фаталисты говорят, что ничто не имеет значения, и ничто не имеет значения для них лично. Это разница между отсутствием авторитетной фигуры, говорящей вам, что правильно, и отказом от идеи делать что-либо, поскольку никто не будет утверждать, что то, что вы делаете, будет правильно.

  Что такое нигилизм?

  Как нигилист, я понимаю, что смысла не существует. Если мы исчезнем как вид, и наш прекрасный мир испарится, вселенная не будет плакать о нас (это состояние называется жалким заблуждением). Никакие боги не вмешаются. Это просто случится, а вселенная будет продолжаться далее. Нас не будут помнить. Мы просто перестанем существовать.

  Таким же образом, я признаю, что когда я умру, наиболее вероятным исходом будет прекращение бытия. В этот момент я перестану быть источником своих мыслей и чувств. Эти чувства существовали только внутри меня, будучи только электро-химическими импульсами, и их больше не будет, когда я уйду.

  Далее, я признаю, что нет золотого стандарта для жизни. Если я выскажу замечание, что жить в загрязненных пустошах глупо и бессмысленно, другие могут не увидеть этого. Они могут даже убить меня, когда я упоминаю об этом. Потом они пойдут дальше, а меня уже не будет. Будучи равнодушными к своему загрязненному месту, они будут продолжать жить там, не обращая внимания на иной существующий вариант.

  Дерево, незаметно падающее в лесу, издает звук. Лес не может распознать его как звук, потому что лес являет собой взаимодействие многих форм жизни, а не организованность некоторого центрального принципа или сознания. Они просто делают то, что делают. Точно так же игра Девятой симфонии Бетховена не вызывает никакой реакции у тарелки с дрожжами. Бесчувственность остается невнимательной, также как и сама вселенная.

  Многие люди ощущают себя «маргинальными», когда думают об этом. Где же Великий Отец, который услышит их мысли, проверит их чувства, и точно скажет, что правильно, а что нет? Где написано на стене законченное доказательство, слово Божье? Как мы определенно узнаем, что это правда, и, если все же это правда, то так ли это важно?

  Смысл является человеческой попыткой сформировать мир в нашем собственном воображении. Нам нужен смысл существования, но мы чувствуем сомнение, когда пытаемся заявить о нем, как о собственном творении. Таким образом, мы ожидаем некоторого внешнего смысла, который можно показать другим, и они согласятся, что он существует. Это заставляет нас осуждать все идеи, с которыми мы сталкиваемся, как угрозы или подтверждения спроецированного внешнего смысла.

  Этот дистанциированный менталитет далее подтверждает нашу склонность считать мир отчужденным в сознании. В нашем разуме причины и следствия – одно и то же; мы используем свою волю, чтобы сформулировать идею, и вот она, в символической форме. Когда, однако, мы пытаемся применить идею к миру, мы можем оценить, как мир будет реагировать на неё, но часто ошибаемся, и это вызывает сомнение.

  В результате мы хотим отделить мир от сознания и жить в мире, созданном в сознании. В этой гуманистической точке зрения, каждый человек является важным. Каждая человеческая эмоция священна. Каждый человеческий выбор заслуживает уважение. Пытаться насаждать собственную спроецированную реальность везде, где можно, из-за страха бесчеловечности мира в целом, значит идти против мира.

  Нигилизм аннулирует этот процесс. Он заменяет внешний смысл двумя важными точками зрения. Во-первых, это прагматизм; вопросы являются следствиями физической реальности, и, если духовный мир существует, он должен функционировать в реальности, параллельной физической. Во-вторых, это преференциализм; вместо того, чтобы «доказывать» смысл, мы выбираем то, что привлекательно – и признаем, что биологическое происхождение определяет наши нужды.

  Отвергая жалкие антропоморфные заблуждения, такие как присущие нам «смыслы», мы позволяем себе избавиться от антропоморфизма. Значение морали (или любое другое значение в жизни человека) отбрасывается. Такие сущности являют собой последствия. Последствия не определяются их влиянием на людей, но их влиянием на мир в целом. Если дерево падает в лесу, оно издает звук; если я истребляю вид, и никакой человек не увидит этого, это в любом случае произошло.

  Словарь скажет вам, что «нигилизм – это доктрина, которая отрицает объективное основание истины и особенно моральных истин». Но это не доктрина, а метод (научный метод), который начинает выползать из гетто наших умов. Это утихомирит ту часть нашего ума, которая утверждает, что реальны только наши человеческие точки зрения, и вселенная должна адаптироваться под нас вместо того, чтобы мыслить здраво, самим адаптируясь к вселенной.

  С этой точки зрения, нигилизм является шлюзом и основой философии, а не философией самой по себе. Это конец антропоморфизму, нарциссизму и солипсизму. Это когда люди, наконец, развиваются и обретают контроль над своим собственным умом. Это – отправная точка, когда мы можем вернуться к философии и заново проанализировать всё, что наша точка зрения ближе к реальности за пределами нашего ума.

  
  

  Духовный нигилизм

  Хотя многие считают нигилизм отвергающим духовность, все же ясное изложение нигилизма – это отсутствие внутреннего смысла. Это не исключает духовности, разве что только чувство её неотъемлемости. Это означает, что духовность нигилизма исключительно трансценденталистская, т.е. наблюдая за миром и находя в нем красоту, мы обнаруживаем духовность, выходящую за его пределы; мы не требуем отдельного духовного авторитета или отсутствия таковых.

  Было бы неправильно утверждать, что нигилизму свойственен атеизм или агностицизм. Атеизм непоследователен: приписывание смысла отрицанию Бога – это ложная объективность, как и утверждения о том, что можно доказать существование Бога. Агностицизм делает духовность вращающейся вокруг концепции неопределенности в отношении идеи Бога. Светский гуманизм заменяет Бога идеализированными личностями. Все это бессмысленно для нигилиста.

  По мнению нигилиста, любые божественные сущности существуют подобно ветру – это сила природы, без морального уравновешивания, без всякого внутреннего смысла своего существования. Нигилист может обратить внимание на существование бога, а затем пожать плечами и пойти дальше. В конце концов, существуют многие вещи. Для нигилиста наиболее важен не смысл, но устройство, характер и взаимосвязь элементов во Вселенной. Наблюдая за этим, вы сможете открыть для себя смысл через интерпретацию.

  Это, в свою очередь, позволяет нам сделать невынужденный моральный выбор. Если мы ищем опору в другом мире, где нас вознаграждают за то, что не вознаграждается здесь, мы ничем не жертвуем. Если мы верим в то, что вне мира должен существовать хороший Бог, мы клевещем на мир. Даже если мы думаем, что существует способ делать правильные вещи, и что мы можем получить за это награду, мы не делаем моральных выборов.

  Моральный выбор происходит, когда мы понимаем, что не существует непреодолимой силы над нами, вынуждающей принять то или иное решение, кроме нашей склонности заботиться о последствиях. При этом нам следует быть достаточно жесткими интеллектуально, чтобы почитать природу, космос и все, что принесло нам сознание. На самом деле, мы можем выказывать своё почтение миру только в том случае, если воспринимаем жизнь как дар, и поэтому решили укрепить и пополнить природный порядок.

  В нигилистическом мировоззрении вопрос о том, будем ли мы жить или же умрем как вид, не имеет неотъемлемой ценности. Мы можем остаться, или нас сдует, подобно сухому листу – Вселенную это мало волнует. Здесь мы должны отделить суждение или заботу о последствиях от самих последствий. Если я выстрелил в кого-то, и он умер, следствие здесь – его смерть. Если у меня нет суждения об этом, это означает не больше, чем постоянное отсутствие этого человека.

  Если Вселенная также не имеет суждений, то остается только постоянное отсутствие этого человека. Нет космических выводов, нет суда богов (даже если мы выбрали веру в них) и никаких разделяемых эмоций. Это событие и ничего более, как дерево, падающее в лесу, звук падения которого никто не слышит.

  Поскольку нет присущих суждений в нашей Вселенной, и нет абсолютного и объективного смысла суда, эти вопросы – наши предпочтения в отношении последствий. Мы можем выбрать не существовать как вид, в котором безумие и здравомыслие имеют одинаковый уровень значения, так как выживание больше не имеет значимости для нас. Наше выживание, по сути, не оценивается как хорошее; это от нас зависит – делать это или нет.

  В нигилизме, как и в любой другой развитой философии, конечной целью является сделать «вещи просто такими, какие они есть» или достаточно растолковать себе, что не следует путать инструмент (сознание) и объект (мир). Для нигилиста наибольшая проблема – это солипсизм, или смешение разума с миром; наше же решение показывает, что человеческие ценности, которые мы считаем «объективными» и «присущими», всего лишь притворство.

  Нигилизм ставит нам условия, вместо того, чтобы реализовывать нас. Он ничего не отрицает по поводу внутреннего смысла существования, и не создаёт ложную «объективную» реальность на основе того, что бы мы хотели увидеть в действительности. Вместо этого он предлагает нам выбрать желание существовать и работать с тем, что происходит в реальности.

  Полностью актуализированный человек может сказать: я исследовал, как устроен этот мир; и я знаю, как прогнозировать его отклики с разумным успехом; я знаю, что действие будет вызывать какой-то эффект. То есть, мы можем сказать, что когда я хочу вызвать определенный результат, я согласую это с организацией нашего мира, и тогда все получается.

  Это возвращает нас к вопросу об обнаружении красоты и изобретательности; некоторые полагают, что красота присуща некоторым подходам к организации формы, тогда как другие считают, что мы можем создать её по своей собственной воле. Нигилист мог бы сказать, что закономерности, определяющие красоту, не условны и, следовательно, имеют корни в сверхчеловеческом космосе, и что художники создают красоту через восприятие организации нашего мира, далее привнося её в новую, человеческую форму.

  Посредством постижения «высшей реальности» (или физической реальности, или абстракций, непосредственно описывающих свою организацию, в отличие от мнений и суждений), как исключительного присущего постоянного свойства жизни, нигилизм подталкивает людей к окончательному моральному выбору. В мире, который требует и добра и зла для выживания, решаем ли мы бороться за то, что хорошо, даже зная то, что может потребоваться использование плохих методов и столкновение с нелицеприятными последствиями?

  Окончательный тест на духовность в природе не в том, можем ли мы прославлять всеобщую любовь для всех человеческих существ или объявить себя пацифистами. Он заключается в том, что необходимого мы можем сделать для того, чтобы выжить и улучшить себя, так как это единственный способ приблизиться к миру с трепетным отношением – принять его методы, и посредством невынужденных моральных предпочтений выбрать восхождение и пытаться не падать.

  Мы должны совершить прыжок веры и выбрать веру не в существование божественного, но в его способность слияния нашего воображения и наших знаний о реальности. Поиск божественного в продажном и материальном мире требует героически трансцендентной точки зрения, что находится в рабочем порядке святости, ибо этот порядок предусматривает заземление, что дарует нам наше собственное сознание. Если мы любим жизнь, то находим, что это свято и преисполняемся благоговения перед ней, и, таким образом, как нигилисты можем быстро обнаружить трансцендентный мистицизм и трансцендентный идеализм.

  С этой точки зрения, легко увидеть, как нигилизм может быть совместим с любой верой, включая христианство. Пока вы не путаете нашу интерпретацию реальности («Бог») с самой реальностью, вы являетесь трансценденталистом, который нашел наш источник духовности в организации физического мира вокруг нас и нашего ментального состояния, которое мы можем рассматривать как параллельную (или аналогичную) функцию. Когда люди говорят о Боге, нигилист думает о моделях деревьев.

  
  

  Практический нигилизм

  Суть нигилизма – трансценденция через устранение ненужных «свойств», являющихся проекциями нашего разума. Когда мы выходим за пределы иллюзии, и можем посмотреть на реальность как на континуум причинно-следственных связей, мы можем узнать, как адаптировать к этой реальности. Это ставит нас выше страха перед ней, который заставляет нас отступать в наши собственные умы – состояние, известное как солипсизм.

  Это, в свою очередь, приводит к первичному реализму, который отвергает все, кроме методов природы. Это присуще не только биологии, но и физике и закономерностям наших мыслей. Мы нуждаемся не в присущем смысле; мы нуждаемся только в адаптации к нашему миру, и из палитры предлагаемых вариантов выбрать то, что мы изволим. Хотим мы жить в землянках, или подобно древним грекам и римлянам стремимся к обществу с передовым обучением?

  Большинство людей путает фатализм с нигилизмом. Фатализм (или идея о том, что вещи такие, какие они есть, что неизменно) полагается на присущий «смысл» бытия, отказывая ему в эмоциональной силе. Фаталист пожимает плечами и желает, чтобы вещи были другими, но поскольку это невозможно, он игнорирует это. Нигилизм представляет противоположный принцип: благоговейное признание природы как функциональной и действительно гениальной, преисполняясь решимостью постичь её.

  Это не философия для слабого сердцем, умом или телом. Она требует, чтобы мы смотрели ясным взором на истины, которые большинство находит раздражающими, а затем нам нужно заставить себя выйти за их пределы в качестве средства самодисциплины по направлению к самореализации. Это подобно тому, что нигилизм удаляет ложные внутренние смыслы, а самореализация удаляет драму вовне и заменяет её чувством цели: какой поиск придаст моей жизни смысл?

  В отличие от христианства и буддизма, которые стремятся разрушить эго, нигилизм направлен на разрушение основ, которые приводят к миражу эго о том, что всё принадлежит нам. Он отрицает материализм (или жизнь для физического комфорта) и дуализм (или жизнь для морального бога в другом мире, который функционально не параллелен нам). Любая духовная реальность будет параллельна этой, поскольку материя, энергия и мысли выказывают параллельные механизмы в своей структуре, и любой другой силе будет свойственно то же самое.

  Кроме того, эго-отрицание является ложной формой присущего значения. Значение, определенное в негативных терминах, льстит настолько же, насколько его позитивный эквивалент; сказать, что я не крыса – значит утвердить необходимость в крысах. Исключительная и истинная свобода от эго состоит в нахождении замены объекта или сознания на реальность, заменяя голос личности, которую мы часто путаем с миром.

  Наши человеческие проблемы на Земле не относятся к описательным упрощениям, предлагаемым в популярной прессе; мы люди исключительные, кроме случаев, когда нас угнетают цари, правительства, корпорации или прекрасные люди. Наши человеческие проблемы начинаются и заканчиваются в нашей неспособности признать реальность и переделать её под себя; вместо этого мы можем выбрать приятные иллюзии и создать негативные последствия, которые можно ожидать.

  Если мы не избавимся от страха, он будет управлять нами. Если мы создаем ложное противоядие от наших страхов, такое как ложное чувство внутреннего смысла, мы вдвойне порабощаем себя своими опасениями: во-первых, страхи продолжают существовать, ибо мы не имеем никакого логического ответа на них; а во-вторых, мы находимся в долгу перед догмами, которые, якобы, рассеивают их. Вот почему человеческие проблемы остаются относительно неизменными на протяжении веков.

  Как философский фундамент, нигилизм дает нам инструмент, с которым мы можем подойти ко всем частям нашей жизни и понять их. В отличие от чисто политических и религиозных решений, оно лежит в основе всего нашего мышления, и, удаляя ложные надежды, дает нам надежду в работе своими собственными обеими руками. Там, где другие гневаются против мира, мы бунтуем для него – и, таким образом, обеспечиваем разумное будущее.

  Это модное когда-то словечко уже без сомнений можно причислить к архаизмам или историзмам. А было время, когда слово «нигилисты» гремело во всей мировой печати, будоражило мировую общественность, вдохновляло писателей и художников. Фактически, все волнения, происходившие в России в 60-80-х годах, считались в Европе, в США делом рук нигилистов.

  Так ли это было на самом деле? И какое содержание скрывается за этим словом, которое, в отличие от других «-измов», не несет в себе никакой «положительной» идеи, а воплощает только отрицание?

  Владимир Маковский. Вечеринка, 1875-1897 г.

  Первым знаменитым нигилистом стал тургеневский Аркадий Базаров. Появившись на свет, эта личность, как и подобает нигилистам, сразу вызвала массу толков, в которых было больше осуждения, чем симпатий. Он не умел вести себя как подобает, непочтительно и даже грубо разговаривал со старшими, для него не было ничего святого, он не знал и не признавал Пушкина и т.п. Базаров стал первым общеизвестным бунтовщиком против приличий, и это было в нем для публики главное, это несоответствие общественным правилам жизни публику настолько ослепляло, что увидеть росток нового в его бунте она уже не могла. А это новое было, это уже был не просто отказ от стандартной схемы жизни, как у бунтаря «старого поколения» Павла Петровича Кирсанова и но поиск новых взглядов на мир, поиск общественного смысла жизни. Опять-таки, поиск не на словах, не в мечтах, как в «Рудине» того же Тургенева, а поиск деятельный.

  Тургенев писал свой роман как попытку критического взгляда на чуждое ему по духу молодое поколение, но, как прекрасный писатель, он, не понимая прототипа своего героя, понял самого героя и нарисовал его образ объемным, сложным, глубоким, достойным размышлений, а не плоского порицания (детальнее об этом - в статье Дмитрия Писарева «Базаров »). Не всякий современник мог оценить образ Базарова, но история показала неизбежность его появления, его необходимость.

  У Тургенева Базаров одиночка. Ему не находится места в жизни, и он погибает, он - только предзнаменование начала больших общественных перемен.

  Но знамя нигилизма, поднятое Базаровым, начинает все увереннее подниматься в действительной общественной жизни. Проходит годик-второй - и нигилистов стало в России хоть пруд пруди. Нигилистами стали называть всю несогласную со старыми патриархальными принципами жизни, демократически настроенную молодежь. Большая часть ее были студенты, откровенно бравировавшие своим протестом и выражавшие его прежде всего в своей внешности и поведении: вместо приличной одежды носили темные балахоны, вообще небрежно относились к своему виду, девушки стригли волосы, курили, стремились учиться.

  Николай Ярошенко. Студент, 1881 г.

  Нигилисты по-новому смотрели на брак, любовь: так, впервые в России появились фиктивные браки, заключенные лишь для того, чтобы девушка получила возможность уехать из семьи и начать учиться. История одного из таких браков лежит в основании сюжета фильма «Нас венчали не в церкви», в котором очень хорошо показана «ломка» взглядов на любовь вообще, которую переживала молодежь того времени. Между прочим, «продуктом» одного из таких фиктивных браков стала Софья Ковалевская - одна из первых в мире женщин-математиков. Что касается мировоззрения, нигилисты считали себя материалистами, атеистами.

  Вместе с этими новыми взглядами распространялись по России и зачатки студенческих кружков. И вовсе неправильно было бы сказать, что нигилисты отрицали все и не имели никаких идеалов. Нет, как и всякое молодое поколение, они искали возможностей применения своих сил, они, не видящие для себя места в настоящей жизни, мечтали о том, какой эту жизнь нужно сделать. Конечно, их мечты были крайне наивны, программу их целей можно было бы назвать «абстрактным демократизмом», но это не умаляло их решительности и даже самоотверженности. Одну из историй такой жертвенной преданности рассказывает Софья Ковалевская в своей повести «Нигилистка»: молодая и красивая девушка Вера, решив посвятить свою жизнь прогрессивным идеям, выходит замуж за незнакомого ей раньше осужденного нигилиста и уходит за ним на каторгу лишь для того, чтобы облегчить его участь. Она отказывается от всех благ ради служения «делу», и видит в этом большое счастье.

  Благодаря наивным идеалам нигилистов, благодаря их неприятию существующего положения в России постепенно установилась такая «общественная норма», что каждый молодой человек, студент должен волноваться за будущее, страдать за народ, бороться за новую жизнь. Чтобы обсуждать проблемы общества, парни и девушки собиралась, объединялась в группы. Наверное, впервые в истории России молодежь массово собиралась не вокруг развлечений, а вокруг общественных проблем.

  Так из абстрактного отрицания рождалась новая жизнь, из совокупности отдельных бунтовщиков вырастали новые организационные формы. И это рождение было очень непростым.

  Этапом становления революционной дисциплины была «нечаевщина». Сергей Нечаев был харизматической личностью, каких в революционном движении было всегда немало. Он требовал от участников своего «Общества народной расправы» беспрекословного повиновения, строжайшей дисциплины и конспирации, полного самоотречения, растворения в организации. Когда Нечаев столкнулся с неподчинением студента Иванова - он инициировал его убийство. В его «Катехизисе революционера » были такие строки: «Революционер — человек обреченный; у него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни имени. Он отказался от мирской науки, предоставляя ее будущим поколениям. … Он презирает общественное мнение, презирает и ненавидит… нынешнюю общественную нравственность». Нечаев считал для революционера приемлемыми любые методы: он позволял себе лгать, шпионить, плести интриги, вскрывать чужие письма и т.п. «Нечаевщина» остро поставила вопрос о морали революционера, о его духовной свободе, о межличностных отношениях внутри революционной организации. Вопрос, ответ на который, как мне кажется, не найдешь у себя в голове - он, наверное, находится только историей. Нечаев не был единичным явлением, был еще кружок Николая Ишутина, были, скорее всего, и другие подобные кружки. Преломление прогрессивных революционных идей через линзу больного общества отлично показал Достоевский в романе «Бесы».

  Сергей Нечаев

  Другой тип революционной дисциплины начинался с кружка «чайковцев». Здесь, наоборот, господствовало взаимное доверие, уважение, забота, дружба. Из «чайковцев» вышли будущие герои-народники Софья Перовская, Андрей Желябов, Николай Морозов, Сергей Кравчинский, один из инициаторов русского рабочего движения Виктор Обнорский, один из первых русских марксистов Павел Аксельрод и другие крупные революционеры. Можно себе представить, как непросто было членам «Народной воли» — преемникам моральных принципов и отношений, сложившихся в кружке «чайковцев», — решиться на террор. Но таков, очевидно, парадокс истории: тот, кто больше других умеет любить, вынужден больше других ненавидеть.

  Кстати, в отличие от Нечаева, Александр Михайлов, стихийный руководитель «Народной воли», считал, что революционер должен быть непогрешим даже по критериям той прогнившей общественной морали, в условиях которой он живет.

  Революционное движение России созревало, набирало обороты и по мере этого созревания слово «нигилизм» уступало место другим, более точным названиям как внутри страны, так и за рубежом. Нигилизм был только моментом становления российской революции.

  ВВЕДЕНИЕ

  
  

  Актуальность выбранной темы связана с тем, что такое явление как нигилизм присутствует в обществе постоянно, меняется лишь количество носителей данного мироощущения, степень категоричности его проявления.

  В российском общественном сознании понятие «нигилизм» было весьма расхожим, особенно со второй половины XIX века. Оно предполагало отрицание всех устоявшихся ценностей и традиций, полное неприятие существующего не только без реальной замены его на нечто новое, но даже без провозглашения новых ценностей, нового миропорядка, предполагающего новый импульс развития. В западной литературе весьма часто все революционные учения и движения, имевшие место в это время в России называют нигилистическими.

  В философской литературе нигилизм часто трактуется как одна из основных тенденций западноевропейской культуры и как проявление определённого социокультурного инстинкта смерти, и в то же время как выражение совершенно необходимого для культуры элемента критичности, доведённого до своей крайности, когда вера в разум привела к крайне критическому отношению к возможностям самого разума.

  Говоря о нигилизме, нужно иметь в виду, что он представляет собой не только мировоззренческо-теоретическое явление, но и определённую форму поведения, определённое мироощущение, психологическое состояние. Как форма поведения, нигилизм часто проявляется в юношеском возрасте, когда самоутверждение вступающего в жизнь молодого человека происходит через отрицание принятых норм поведения и ценностей. Такого рода нигилизм существует с незапамятных времён. Но при этом надо иметь в виду, что отрицание всего без каких-либо попыток представить себе возможность улучшения мира, в своих крайних проявлениях может довести человека до саморазрушения, к нарушению связи человека с человеческой общностью. Акцентируя всё внимание человека на неприятии бытия, его абсурдности, его абсурдности, нигилизм может крайне усложнить возможности ориентации человека в мире. Опыт XX века с его двумя мировыми войнами, тоталитарными режимами, угрозой ядерной войны, экологическими катастрофами привёл к тому, что, порой человек отказывается понять, воспринять все эти ужасы. К этому можно добавить то, что он нередко стоит перед необходимостью радикального отказа от привычных норм и традиций. И тогда влияние нигилизма оказывается возможным, оно охватывает массы людей и имеет выраженные социальные последствия, оказывается переплетённым с политикой.

  Как мироощущение, как форма поведения нигилизм особенно характерен для кризисных периодов общественной жизни, общественного сознания.

  При этом спектр нигилистического восприятия мира весьма широк - от общего сомнения во всём до откровенного цинизма.

  Трактуя нигилизм как составную часть общеевропейской культуры, нужно обратить внимание на то, что в разных странах он проявил себя по-разному. В Германии - в философии, в России же он нашёл широкое распространение в социально-политической сфере и связанной с ней идеологии.

  Не останавливаясь на особенностях исторического развития России, которые способствовали столь большому влиянию нигилизма, приходится признать сам факт такого влияния. В России нигилизм оказался связан с революционно-демократическим, разночинным движением, со всеми формами социализма, так как он исходил из отрицания охранительной идеологии самодержавия, традиционных устоев морали и быта.

  Русские нигилисты - В.Г. Белинский, Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский, Д.И. Писарев, были просветителями, противостоявшими, идеалистам сороковых годов XIX века. В силу максималистического характера русского народа и само русское просветительство оборачивается зачастую нигилизмом.

  Русский нигилизм - это выражение потребностей жизни, устремленной в будущее, как они поняты русской радикальной мыслью. Разрушение старого неотделимо в русском нигилизме от поисков новой науки и нового искусства, нового человека, нового общества.

  Понятия и феномен нигилизма тесно связана с философией Ницше. Нигилизм для Ницше - это не один из многих типов умонастроения, а характеристика ведущей тенденции в европейской философской культуре. Суть нигилизма Ницше это утрата веры в сверхчувственное основание бытия. «Бог умер» - вот формула нигилизма. Нигилизм, по мнению Ницше, это некое «промежуточное» состояние, оно может быть выражением и силы, и слабости человека и общества. В своём внешнем проявлении нигилизм есть следующее: «высшие ценности теряют свою ценность». Нет истины, нет морали, нет Бога. Но нигилизм можно истолковывать двояко. Нигилизм «слабых» - это упадок и разложение. Радикальный нигилизм, нигилизм «сильных» - это путь абсолютного авторства: созидания новой морали, нового человека. Необходимо, говорил Ницше, встать на путь «переоценки ценностей». Переоценка ценностей, по мнению Ницше, должна осуществляться на пути формирования новых ценностных потребностей. Основой новых ценностных ориентиров должна стать воля к власти. Воля к власти есть абсолютное превозмогание, она не имеет цели. Поэтому разрушительная программа Ницше не предполагала ликвидацию ценностей вообще, скорее, Ницше предлагал максимальное сближение цели и ценности. Ценности - это условие стимулирования и поддержания воли к власти, это «полезные ценности».

  Философские воззрения Ницше сыграли значительную роль в истории русской мысли рубежа XIX - XX веков. Его взгляды оказали влияние на таких мыслителей как Мережковский, Соловьёв, Шестов и ещё многих других.

  В данной работе нами рассматриваются взгляды Писарева как одного из крупнейших теоретиков революционного нигилизма шестидесятых годов XIX века, обозначившего свои идеи как «реализм». Также мы рассматриваем взгляды некоторых русских мыслителей, на которых философский нигилизм Ницше оказал значительное влияние.

  Целью данной дипломной работы является изучение феномена русского нигилизма и различных его сторон.

  Для достижения поставленной в работе цели нами решались следующие задачи:

  ·рассмотреть, что понималось под нигилизмом в России в шестидесятые годы XIX века.

  ·рассмотреть взгляды Д.И. Писарева как одного из важнейших теоретиков революционного нигилизма в России.

  ·Проанализировать влияние Ф.Ницше на взгляды различных мыслителей России XIX - начала XX века.

  Объектом работы является понятие нигилизм как философское и социально-политическое явление. Предметом выступает нигилизм как общественная мысль в России начиная с шестидесятых годов XIX - рубежа XX веков.

  Данная проблема широко разработана в исследованиях отечественных авторов. Нами же за основу были взяты следующие работы.

  Первоисточники:

  Писарев, Д.И. Базаров. - Литературная критика в 3-х томах. Т.1. М., 1965.

  Писарев, Д.И. Идеализм Платона. - Собрание сочинений в 4-х томах, т.1. М., 1955.

  Писарев, Д.И. Схоластика XIX века. - Собрание сочинений в 4-х томах, т.1. М., 1955.

  Мережковский, Д.С. Толстой и Достоевский. - Полное собрание сочинений в 17-ти томах, т.8. М., 1913.

  Ницше, Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей. - М.: REFL-book, 1994.

  Ницше, Ф. Так говорил Заратустра. Ф. Ницше. - М.: Интербук, 1990.

  Соловьёв, В.С. Оправдание добра. - М.: Мысль, 1988.

  Тихомиров, Н.Д. Ницше и Достоевский. Черты из нравственного мировоззрения того и другого. - СПб.: 1995.

  Франк, С.Л. Ф.Ницше и этика «любви к дальнему».- Сочинения, М., 1990.

  Франк, С.Л. Этика нигилизма. - Сочинения, М., 1990

  Хайдеггер, М. Европейский нигилизм. - М.: Художественная литература, 1987.

  Хомяков, А.С. Несколько слов о «Философическом письме». - М.: Мысль, 1968.

  Чернышевский, Н.Г. Безденежье. - Полное собрание сочинений в 10-ти томах. Т.10. М., 1951.

  Шестов, Л.И. Апофеоз беспочвенности. - СПб, 1987.

  А также исследования:

  Антонова, Г.Н. Герцен и русская критика 50 - 60-х годов XIX века. - Издательство Саратовского университета, 1989.

  Волынский, Л.Л. Русские критики. - СПб.: 1961.

  Голубев, А.Н. К вопросу о формировании материалистических взглядов Д.И. Писарева. - Научные доклады высшей школы. Философские науки. М.,1964

  Демидова, Н.В. Писарев и нигилизм 60-х годов. - М.: Мысль, 1969.

  Демидова, Н.В. Писарев. - М.: Мысль, 1969

  Кузнецов, Ф.Ф. Нигилисты? Д.И. Писарев и журнал «Русское слово». - М.: Художественная литература, 1983.

  Новиков, А.И. Нигилизм и нигилисты. Опыт критической характеристики. - СПб.: Лениздат, 1972.

  
  

  ГЛАВА 1. КОНЦЕПЦИЯ Д.И. ПИСАРЕВА КАК ОТРАЖЕНИЕ ФИЛОСОФИИ РЕВОЛЮЦИОННОГО НИГИЛИЗМА 60-Х ГОДОВ XIX ВЕКА.

  
  

  1.1.О понятии нигилизм

  
  

  Нигилизм (от лат. nihil -ничто? ничего) - учение, центральным постулатом которого является полное отрицание традиций, норм, правил, общественных устоев, авторитетов. Нигилизм - сложное социально-историческое явление, имеющее много разновидностей. Существует нигилизм социально-политический, связанный с отрицанием общественно-политического строя. Такой нигилизм проявляет себя в революционном движении; сторонники его склоняются к анархизму.

  Существует этический нигилизм, отрицающий общечеловеческую мораль, существование добра вообще. Такой нигилизм переходит в пессимизм. Можно говорить и об этическом пессимизме, отрицающим художественные каноны, само понятие прекрасного.

  Нигилизм может быть познавательным, декларирующим недостижимость истины. Познавательный скептицизм граничит с агностицизмом.

  Наконец, можно говорить о нигилизме как философской позиции, в рамках которой отрицается наличие абсолютных устоев существования, смысловой направленности жизни.

  Термин «нигилизм» давно вошёл в культурный обиход. В Средние века существовало еретическое учение нигилизм, преданное анафеме папой Александром III в 1179 году. Учение это, ложно приписанное схоласту Петру Ломбарду отрицало человеческое естество Христа.

  Как пишет Хайдеггер, первое философское применение слова «нигилизм» идет, по-видимому, от Г. Якоби: в его открытом письме к Фихте очень часто встречалось слово «ничто». Там говорится: «Поверьте, мой дорогой Фихте, меня нисколько не расстроит, если вы или кто бы то ни было назовёте химеризмом учение, противопоставленное мною идеализму, который я уличаю в нигилизме…». Представитель философии романтизма Жан Поль называл «нигилизмом» романтическую поэзию. Для датского философа Кьеркегора эстетическая точка зрения, точка зрения иронии и игры являлась выражением нигилизма.

  В русской литературе слово «нигилизм» было впервые употреблено Н.И. Надеждиным в статье «Сонмище нигилистов» (в журнале «Вестник Европы» за 1829 год). Когда ему приходилось давать отповедь - не без сарказма - литературным оппонентам, пренебрегающим классическими традициями, он нередко пользовался латинским «nihil». В 1858 году вышла книга казанского профессора В.В. Берви «Психологический сравнительный взгляд на начало и конец жизни». В ней также упоминается слово «нигилизм», но как синоним скептицизма.

  Критик и публицист Н.А. Добролюбов осмеял книжку Берви, подхватив это слово - но оно не стало популярным до тех пор, пока И.С. Тургенев в романе «Отцы и дети» (1862 год) не назвал нигилистом Базарова. Но никто из людей 1860-х годов официально его не принял. Д.И. Писарев, который в ряде статей признал в Базарове воплощение идеалов и взглядов нового поколения, называл себя «мыслящим реалистом».

  Еще с середины ХIХ века термин «нигилизм» входит, так сказать, на законном основании в лексику русского литературного языка. Так, в «Полном словаре иностранных слов, вошедших в состав русского языка» (Санкт-Петербург, 1861 год) слову «нигилизм» дается такое определение: «Учение скептиков, не допускающее существование чего бы то ни было». В «Толковом словаре живого великорусского языка» Владимира Даля сказано, что оно обозначает «безобразное и безнравственное ученье, отвергающее все, чего нельзя ощупать».

  Многие исследователи считают, что термин «нигилизм» занял прочное место в европейской культуре благодаря И.С. Тургеневу и его роману «Отцы и дети».

  Нигилизм как российский культурно-исторический феномен связан с движением русской радикальной общественной мысли шестидесятых (Н.Г. Чернышевский, Д.И. Писарев). Русский нигилизм включал в себя и критически-разрушительное отношение к современному обществу, и программу радикальных реформ. Утилитаризм как составная часть нигилизма стремился заменить абстрактные понятия добра и зла учением о пользе как основном критерии морали. Другим пунктом радикального умонастроения было «разрушение эстетики», борьба с «чистым» искусством, превращение искусства в «приговор» действительности. Наконец, нигилизм в области науки и философии выражался в отрицании всего, что находилось за пределами чувственного опыта, в отрицании всякой метафизики. Ф.М. Достоевский в «Объяснительном слове» к речи о Пушкине сблизил нигилиста как «отрицательный тип» с «лишним» человеком, «в родную почву и в родные силы не верующего» и от этого страдающего. Писарев, яркий представитель русского нигилизма, писал: «Надо эмансипировать личность от тех разнообразных стеснений, которые на неё налагает робость собственной мысли, авторитет предания, стремление к общему идеалу и весь тот отживший хлам, который мешает живому человеку дышать».

  Таким образом, во второй половине XIX века нигилистами в Российской империи стали называть молодых людей, которые хотели изменить существовавший в стране государственный и общественный строй, отрицали религию, проповедовали материализм и атеизм, а также не признавали господствовавшие нормы морали (выступали за свободную любовь и т. п.). В частности, так называли революционеров-народников. Слово имело явную негативную коннотацию. Нигилисты изображались как лохматые, нечёсаные, грязные мужчины и женщины, утратившие всякую женственность девицы.

  Н.Я. Данилевский: «Все различие между нашим нигилизмом и нигилизмом заграничным, западным заключается единственно в том, что там он самобытен, а у нас подражателен, и потому имеет некоторое оправдание, будучи одним из неизбежных результатов исторической жизни Европы, а наш висит на воздухе и... есть явление смешное, карикатурное»

  К концу 1860-х и началу 1870-х гг. слово «нигилист» почти исчезло из русской полемической литературы, но стало употребляться в западноевропейской литературе как обозначение русского революционного движения; его приняли и некоторые русские эмигранты, писавшие на иностранных языках о русском революционном движении. В 1884 году была издана повесть Софьи Ковалевской «Нигилистка».

  Русский нигилизм - это не синоним простого неверия, «усталости культуры», её разложения. Русский нигилизм - это своеобразный синтез позитивизма, индивидуализма и социально-этического или социально-эстетического утопизма. Русский нигилизм - это выражение потребностей жизни, устремленной в будущее, как они поняты русской радикальной мыслью. Разрушение старого неотделимо в русском нигилизме от поисков новой науки и нового искусства, нового человека, нового общества. Можно провести определённые аналогии между разрушительным пафосом русского нигилизма и «переоценкой ценностей» ницшеанской философии. Недаром чешский мыслитель и политический деятель Т. Масарик называл Писарева «русским Ницше».

  С именем Ницше и связана судьба понятия нигилизма на Западе. Нигилизм для Ницше - это не один из многих типов умонастроения, а характеристика ведущей тенденции в европейской философской культуре. Суть нигилизма, с точки зрения Ницше, это утрата веры в сверхчувственное основание бытия. «Бог умер» - вот формула нигилизма Ницше.

  Сегодня социальный нигилизм выражается в самых различных ипостасях: неприятие определенными слоями общества курса реформ, нового уклада жизни и новых («рыночных») ценностей, недовольство переменами, социальные протесы против «шоковых» методов осуществляемых преобразований; несогласие с теми или иными политическими решениями и акциями, неприязнь или даже вражда по отношению к государственным институтам и структурам власти, их лидерам; отрицание не свойственных российскому менталитету западных образцов поведения, нравственных ориентиров; противодействие официальным лозунгам и установкам; «левый» и «правый» экстремизм, национализм, взаимный поиск «врагов».

  
  

  1.2.«Идеализм Платона» как выражение взглядов Д.И. Писарева

  
  

  Одной из значимых фигур русской мысли эпохи шестидесятых годов XIX века был Д.И. Писарев, видный представитель радикальных кругов этого периода, типичный шестидесятник-прогрессист. Вся жизнь и деятельность Писарева представляют собой очень яркое отражение сложного этапа в революционно-демократической идеологии в шестидесятые годы, связанного сначала с огромным подъёмом, а затем со спадом революционной волны и усилением реакции после реформы 1861 года.

  И сама личность Писарева и политическая острота его убеждений, выраженных в оригинальной форме нигилизма и реализма, своеобразное разрешение им многих вопросов истории, философии, морали и искусства вызывали большой интерес в прошлом и продолжают вызывать его до настоящего времени.

  Писарев полно и глубоко осознал особенности периода после первой революционной ситуации. Именно он с наибольшей ясностью выразил необходимость преодоления всяких иллюзий в революционной борьбе - и переоценки активности народа в определённые исторические периоды, и слепой веры в акты одиночного героизма, и упрощенных расчётов на силу, взрыв, немедленного уничтожения отживших политических и социальных сил. Писарев подчёркивал, что не следует наивно полагать, будто бы «кровопролитие» само по себе или устранение непосредственного препятствия для развития общества, например, «живого препятствия», явилось бы достаточным условием этого развития. Он показывает, что разумные и честные люди группируют единомышленников, организуют, дисциплинируют и воодушевляют своих будущих сподвижников.

  Необходимым средством в борьбе против существующего строя, против разнообразных форм ложного сознания, будь то пассивность и безгласность или произвольные необоснованные акты внешней активности, оказывался трезвый, непредвзятый взгляд на мир, взгляд, лишённый ложного пиетета, слепой, нерассуждающей веры, скованности условными ограничениями. Утверждение такого взгляда, развитие и поддержка подлинной внутренней свободы мысли предполагали формирование критического склада ума, безбоязненной оценки всего отрицательного в жизни и мысли.

  Именно эту чрезвычайно существенную в ту годы идеологическую функцию и выполнял революционный нигилизм. Как уже было отмечено, черты резко критического взгляда на мир, решительного и бескомпромиссного отрицания устаревших форм жизни складывались на протяжении нескольких лет с конца шестидесятых годов XIX века. Писарев дал теоретическое обоснование этим взглядам, и его концепция нигилизма впоследствии стала элементом более общей теории реализма как особого типа мировоззрения.

  Нигилизм Писарева подчас встречал непонимание протест со стороны не только защитников господствующего строя (что вполне естественно), но и многих выразителей революционно-демократических идей. Так, на страницах «Современника» после ареста Чернышевского, в середине шестидесятых годов, о нигилизме Писарева можно было встретить резкие, часто несправедливые суждения Антоновича, Елисеева и других. Всё это давало возможность противникам революционной демократии со злорадством говорить о «расколе в нигилистах».

  Статьи Писарева, посвящённые защите нигилизма, действительно были крайне резкими, совершенно бескомпромиссными в своём отрицании. Утилитарный подход к искусству, горячая убеждённость в необходимости для всех мыслящих людей усвоить в первую очередь и главным образом достижения естественных наук и тому подобное приводили Писарева к выводам, неприемлемым не только для консерваторов, но я для многих представителей революционной демократии. Поэтому нигилизм Писарева подчас рассматривался как нечто совершенно необычное, более того, как явление, порывающее с прежними традициями освободительной борьбы и прогрессивной мысли.

  На деле такого разрыва не существовало. Нигилизм Писарева был преемственно связан с революционной мыслью прошлых лет и органически формировался в процессе становления философских и социологических воззрений современного ему молодого поколения разночинцев.

  Нигилистическая концепция Писарева складывалась в течение его короткой, но насыщенной жизни. Вряд ли можно нигилизм Писарева, переросший в реализм и ставший составным его элементом, рассматривать как цельное и законченное, теоретически оформленное образование. Это скорее стиль мышления, более того - мироощущение, готовность пересмотреть и отвергнуть любые освящённые временем и традицией понятия и оценки, а также социальные, нравственные и эстетические явления, если они препятствуют прогрессивному развитию общества и каждой человеческой личности. Отрицательное отношение, готовность решительно отвергнуть распространялись Писаревым и на те явления, которые хотя и не были активным препятствием на пути прогресса, но и не согласовывались с понятием непосредственной пользы, утилитаризма, решением наиболее насущных социальных проблем.

  Понимание нигилизма не как законченной системы, а как принципа оценки, угла зрения, мироощущения отнюдь не означает, что нигилизм не имел своей внутренней логики.

  Рассмотрим один из аспектов нигилистических идей - область истории философии.

  Вполне обоснованно Писарев начинает с утверждения нигилизма в сфере философии. Он отрицает незыблемость каких-либо авторитетов в этой области. В одной из ранних своих работ «Идеализм Платона» Писарев не столько даёт оценку великим мыслителям античной Греции - Сократу и Платону, как это обычно утверждается, сколько провозглашает принцип безбоязненного критического, а если необходимо, то и отрицательного отношения к любым философским авторитетам.

  Прежде всего, Писарев высказывает своё отношение к исторической литературе, в частности к обзору философской деятельности Сократа и Платона, составленному Целлером. Критик точно вскрывает коренные методологические пороки этого обзора, действительные противоречия между скрупулёзным и детальным охватом эмпирического материала и полной пассивностью самого немецкого историка, выступающего не как критик и объективный судья, а только как регистратор. Писарев справедливо замечает, что «ослеплённые блеском имени, имеющего за себя двухтысячелетний авторитет, исследователи, особенно немцы, проходя перед этими личностями. Обезоруживают свою критику, скромно потупляют взоры и ограничиваются в отношении к ним ролью почтительного и аккуратного передатчика».

  Писарев остроумно вскрывает своеобразные штампы традиционной историографии философии, её попытки извлечь непосредственную «воспитательную» пользу из освещения истории античной философии. Он подмечает вытекающую из такой предпосылки тенденциозность: покровительственное отношение к элеатам, Гераклиту и Демокриту, негодование, вызываемое софистами, умиление перед личностью Сократа, «поклонение в пояс» Платону, отрицание Эпикура, насмешки над скептиками. Так принято, иронически комментирует Писарев, так требуют интересы нравственности… Писарев же требует ввести дух критического анализа, плодотворного сомнения и безбоязненного отрицания и в сферу историко-философской науки. Из столкновения мнений рождается истина, подчёркивает он и поясняет, что изложение философских систем должно быть объективным, что, конечно, не следует сравнивать Платона с современными обскурантами и тем более ставить ему в вину их идеи. Но, признавая Платона сыном своего народа и своей эпохи, замечает Писарев, мы не можем относиться с почтением и бесстрастной вежливостью к его нравственным и политическим теориям. Писарев характеризует те идеологические явления и образования, которая традиционная историко-философская наука связывает с именем Платона: отрицание опытного права и провозглашение права на безраздельное господство чистой идеи, недоверие к естественной природной сущности человека, к личности и превращение человека в шестерню в государственном механизме.

  Решительное выступление Писарева против некритического отношения к философским авторитетам, против подмены научного, объективного анализа почтительными ссылками было открытым вызовом официальной науке. Статья «Идеализм Платона», публикацией которой Писарев дебютировал в «Русском слове», положила начало отчётливому теоретическому выражение им принципов революционного нигилизма не просто в декларативной форме, а в приложении к конкретным областям социальной и духовной жизни. Эта статья была воспринята противниками подлинного прогресса как открытое выражение нигилизма, понимаемого как отрицание философии и всех нравственных ценностей вообще.

  Что касается содержания статьи, то эта первая из писательских нигилистических статей с очевидностью свидетельствует о том, что русский революционный нигилизм не был явлением противоестественным, чуждым процессу развития духовной культуры. Кроме того, статья говорила и об органической связи нигилистических идей с широким кругом проблем, занимавших отечественную мысль. С самого начала нигилизм в России выступал не как занесённое на русскую почву «европейское поветрие», а как закономерный момент в развитии русской философской и социальной теории.

  Критика Писаревым историко-философской работы Целлера свидетельствовала о методологической зрелости молодого русского философа. Не столько против Платона как такового выступал он, а прежде всего против ложного поклонения древнегреческому мыслителю.

  Выступление Писарева поэтому отнюдь не означало отрицания философских традиций как таковых. Статья «Идеализм Платона» была одним из первых этапов на пути решения исторической задачи нигилизма 0 преодоления иллюзорных представлений, выработки трезвого и научного взгляда на мир. «Идеализм тяготеет над обществом, - писал Писарев, - и сковывая индивидуальные силы, препятствует разумному и всестороннему развитию».

  Точно так же резкая критика книги Целлера отнюдь не была и отрицанием достижений науки. Не историко-философскую науку отрицает Писарев, а характерный для многих её представителей эмпиризм, прикрывавший внешней научностью произвольные построения и выводы. В этом отрицании Писарев следовал традициям русской революционной демократии, продолжал и развивал идеи Чернышевского и Добролюбова.

  Отрицание чистого эмпиризма, критика лишённой философского смысла фактографии прочно утверждалась в трудах революционных демократов - историков общественной мысли. Чернышевский в «Очерках гоголевского периода русской литературы», раскрывая закономерности истории русской философии 30 - 40-х годов XIX века, также как и Белинский и Герцен, подчёркивал, что необходимо вскрывать основание, а не довольствоваться частностями. Но особенно основательно против эмпиризма выступал Добролюбов; его характеристики произведений историков общественной мысли, написанных с позиции «библиографизма», давали верную методологическую установку, предупреждали против господства эмпиризма. «Современна критика, - пишет Добролюбов, - занимается фактами, она собирает факты, - а что её за дело до выводов. Выводы делайте сами…»

  Таким образом, в русской революционно-демократической мысли складывалась устойчивая линия противодействия эмпиризму и отказу от познания закономерностей.

  В русле этой плодотворной традиции русской философии складывалась и нигилистическая позиция Писарева. Программным её выражением явилась также и работа «Схоластика XIX века». Она была направлена против всякой «умозрительной философии», которую он представлял себе в виде культурного фундамента дореформенной эпохи. Очерчивая контуры новой, пореформенной демократической контркультуры, Писарев указывает на «канонику материализма» как на самое важное ее основание. Эта «каноника» «свежего и здорового материализма» основывается, с его точки зрения, прежде всего на сенсуализме, ибо «очевидность есть лучшее ручательство действительности». В «Схоластике XIX века» впервые была выражена нигилистическая позиция Писарева по отношению к философии. Но здесь им не было раскрыто собственное понимание философского знания, поскольку оно, по сути дела, отождествлялось с опытным, научным знанием, с той лишь разницей, что за философией признавалась особая социально-критическая функция. Диапазон проблем затронутых в статье, несравненно шире, чем в предшествующих статьях мыслителя. Писарев прямо формулирует задачи современной ему журналистики, которая, как и прежде, была основным выразителем идей русской общественной мысли. Она, отмечает Писарев, должна быть обращена к думающей публике, должна разбить её предрассудки и помочь ей выработать разумное миросозерцание, показать, что преступно «витать мыслью в радужных сферах фантазии» Характерно, что здесь задача отрицания («разбить предрассудки») и задача позитивная («выработать миросозерцание») выступают в единстве.

  Писарев вполне осознанно противопоставляет материалистическое мировоззрение идеалистическому, он поддерживает позицию Чернышевского в его полемике с религиозно-идеалистическими философами, «схоластами XIX века». Писарев отнюдь не обходит проблем социальных и политических. Его внимание к вопросам личности, нравственности не было формой ухода от политики. Наоборот, обращение Писарева к этим проблемам расширяло сферу действия революционно демократической идеологии.

  Писарев, как и Чернышевский, отвергает всякий нейтралитет в период острых социальных конфликтов, тем самым выступая против либерализма с его «политической умеренностью». Он провозглашает необходимость подлинной демократизации культуры. Но это требование Писарев обосновывает с позиции утилитаризма. Он очень логично развивал свои взгляды, выступая против того, что на языке современной социологии именуется статусным присвоении культуры. Но в полемическом запале теоретик революционного нигилизма высказал немало весьма спорных, а иногда и вовсе неверных суждений о многих явлениях искусства, в частности поэзии Пушкина. Неверен был его исходный принцип, ведь непосредственная польза не может быть критерием оценки произведения искусства. Но, как совершенно справедливо говорил Писарев, «есть такие гениальные ошибки, которые оказывают возбудительное влияние на умы целых поколений; сначала увлекаются ими, потом к ним становятся в критические отношения; это увлечение и эта критика долгое время служат школою для человечества, причиной умственной борьбы, поводом к развитию сил, руководящим и окрашивающим началом в исторических движениях и переворотах».

  
  

  1.3.«Мыслящий реалист». Писарев о Базарове

  
  

  Важной вехой в идейном развитии Писарева явилась его статья «Базаров», опубликованная незадолго до его ареста и посвящённая роману Тургенева «Отцы и дети», вызвавшему такую реакцию общественности, какую, по утверждению Тимирязева, очевидца тех событий, не вызывало ни одно из произведений того времени. Полемика была похожа на ожесточённую схватку, где каждый считал своим долгом отстоять или отделать Базарова. Охотников отделать было подавляющее большинство. Утверждалось, что образ главного героя будто бы «нехарактерен» для эпохи шестидесятых годов и взят Тургеневым не из русского общества, а вывезен контрабандой из-за границы. В России же такой тип мог быть разве что в «эмбрионе». Утверждалось также, что образ Базарова - это карикатура на молодое поколение и что этим образом Тургенев погрешил против жизненной правды. Не только явно реакционная, но и прогрессивная критика ошибочно дала отрицательный отзыв на этот роман, не поняв его. От имени «современника» выступил Антонович, который говорил, что смысл романа сводится к тому, что «молодое поколение удалилось от истины, блуждает по дебрям заблуждения и лжи, которая убивает в нём всякую поэзию, приводит его к человеконенавидению, отчаянию и бездействию или к деятельности, но бессмысленной и разрушительной». Большая часть общественности склонялась к точке зрения Антоновича.

  Среди этого шума одиноко, но смело и внушительно прозвучал голос Писарева. Он занял совершенно иную позицию по отношению к образу тургеневского героя, дав своеобразное толкование образа Базарова с позиций реализма. По его мнению, Тургенев представил в романе глубоко жизненный тип, дал правдивый и яркий образ представителя молодого поколения, метко уловил тенденцию его развития и выявил живую связь с основным направлением новых стремлений эпохи. Писарев подчёркивал, что в романе воплощена «поразительная верность идеи», которой увлечена передовая молодёжь, но у Тургенева не хватило материала, чтобы полнее обрисовать своего героя, носителя этой идеи, поэтому сторона отрицания оказалась несколько выпяченной.

  Для Писарева было очень важно отстоять Базарова, так как вместе с ним он отстаивал, разъяснял и защищал свою идею реализма. Для Писарева «выйти на битву за Базарова, именем Базарова под флагом реалистического радикализма значило… сразиться за святыню своих пылких идейных влечений и страстей». Нигилиствующий реалист Базаров для Писарева был не только носителем, но и воинствующим проповедником его теории отрицания.

  Писареву был очень хорошо понятен реалист Базаров, с которым он живёт одними мыслями и чувствами. Это были родные братья «по духу, по жизни, по борьбе…». Писаревское отрицание, положенное в основу реализма и основанное, с одной стороны, на широких социальных обобщениях, а с другой стороны, подготовленное всем ходом его личной жизни, осознанием необходимости безжалостно отвергнуть всю систему старых понятий и авторитетов, сходно с базаровским нигилизмом.

  В Базаровых Писарев видел «мыслящих реалистов», представителей нового поколения, у которых ещё не хватает сил, чтобы изменить существующий порядок, но которые не могут ужиться с окружающими условиями и отрицают всё, что связано с существующими общественными устоями. Несмотря на перегибы в отрицании, они стоят «неизмеримо выше отрицаемого». Нигилизм их является не только отличительной чертой, но и их достоинством. Писарев утверждал, что именно Базарову, этому представителю «разрушительной силы настоящего» принадлежит будущее. Из людей, подобных ему, чуждых пессимизма, вечно молодых, деятельных, волевых, твёрдо верящих в правоту своих убеждений, не трусящих даже перед смертью, умеющих слить воедино мысль и дело, при соответствующих обстоятельствах могут выработаться великие исторические деятели.

  И.С.Тургенев подчёркивал, что только Писарев в то время сумел тонко проанализировать образ Базарова и дать ему интерпретацию, соответствующую замыслу автора. В одном из писем он писал: «Мелькнула мысль нового романа. Вот она: есть романтики реализма… Они тоскуют о реальном и стремятся к нему, как прежние романтики к идеалу. - Они ищут в реальном не поэзии - эта им смешна - но нечто великое и значительное». Эти люди выступают в роли проповедников и пророков, и их появление в России, по мнению Тургенева, полезно и необходимо.

  Итак, нигилист Базаров является воплощением идей Писарева. Но его программа, где делается ставка на практическую и научную деятельность, отличается от прежней программы нигилизма, в которой предписывалось бить направо и налево. Базаров даётся Писаревым как личность, пробуждённая к деятельности естественными науками, как человек настоящего приближающий своим общеполезным трудом будущее. Не истощать свои силы в бесплодной борьбе, пока ещё нет условий для победы, а трудиться. Опираясь на естественные науки, и способствовать приближению перестройки общества на новых началах. Но в тоже время Базаров не мирно настроенный практик, а потенциальный революционер. Таким образом, Базаров - это «мыслящий реалист», который несёт идею отрицания в новой исторической обстановке.

  Идейные противники Писарева расценивали тот факт, что Писарев всё чаще употреблял при характеристике своего направления термин «реализм», а не «нигилизм», как крах, как публичное раскаяние и отступление, свёртывание программы зарвавшихся в своём отрицании нигилистов. Они обращали внимание на то, что Писарев, как лидер этого направления, верно подметил в нигилистическом лагере признаки быстрого разложения и подменил «умирающий нигилизм» реализмом, что означало, по их мнению, сведение его политической роли к микроскопическим размерам и переход к проблемам исключительно морального порядка.

  На самом же деле всё это было далеко не так, хотя изменения и в названии писаревского направления, и отчасти, в его программе действительно произошли. Что касается замены названия «нигилизм» «реализмом», то сам Писарев это объясняет таким образом. Нигилизм, вступивший с очень резко сформулированной программой коренной ломки старых социальных устоев, давал повод врагам облекать его идеи в карикатурные формы, что не могло не сказаться отрицательно на их успехе. Необходимо было, не отказываясь от самой идеи, несколько изменить название, то есть заменить слишком броское слово «нигилизм» другим, менее вызывающим, но отражающим суть течения. Писарев считал, что именно «реализм» и есть то слово, которое сочетает в себе всё необходимое. Этот термин, по мнению Писарева, исчерпывает весь смысл нигилистического направления, и в то же время он никого не пугает, не раздражает. Это слово тихое, кроткое и глубокое. Термин раскрывает обе стороны взглядов нигилистов основывающихся только на реальном в природе и обществе.

  Причина же определенного изменения в программе нигилизма была более глубокой. Дело в том, что в это время в России произошли существенные изменения: наметился спад революционной ситуации и усилилась реакция. Хотя недовольные результатом реформы крестьяне продолжали выступать в последующие годы, было ясно, что движение в целом идет на убыль: в России не созрели еще ни объективные, ни субъективные условия для победы революции. Надежды Чернышевского на успешную революцию не осуществились. Перед представителями передовой общественности в изменившейся социально-политической обстановке встала проблема поисков новых путей для решения социального вопроса. Но выдающиеся деятели революционной демократии по разным обстоятельствам выбыли из строя. В расцвете лет умер Добролюбов, был арестован и сослан в Сибирь Чернышевский, Герцен в эти годы уже не пользовался былой популярностью. Своеобразие и сложность обстановки увеличивали ответственность Писарева за решение проблемы путей общественного преобразования России. Писарев обращается к критическому пересмотру теоретического наследия и приходит к выводу, что различные теории общественного переустройства, как прошлые, так и настоящие, представляют собой лишь красиво нарисованный идеал, непригодный в данных исторических условиях России. Он утверждает, что в жизни имеются вещи, возможные по законам природы, но неисполнимые при данных условиях места и времени. Поэтому можно выдвигать теории невероятного размаха, утешаться блестящими перспективами, а действительная жизнь, ограниченная внешними обстоятельствами и материальными трудностями, «будет по-прежнему тащиться по своей колее». Необходимо реально подходить к оценке явлений жизни. А отсюда вывод: поскольку в России еще не созрели условия для победы революции, то нужно изменить прежнюю, не имевшую успеха тактику непосредственного призыва к революции и, не отказываясь в принципе от революции, заменить одну тактику другой, реально осуществимой в данных исторических условиях. Вот в этом и состоит суть изменения в политической программе нигилизма. Но это не было принципиальным отходом от революции, а, следовательно, и от нигилизма как революционного отрицания. Реализм, предлагавший программу длительной и основательной подготовки масс к революционному переустройству общества. Тоже был отрицанием (только в другой форме) существующего общественно-политического уклада и всего, что с ним связано. Эту мысль о разнице и сходстве нигилизма и реализма метко выразил один из тогдашних авторов, сказав, что нигилизм- это» лобовая атака» самодержавия, а реализм - это его «длительная осада». И не зря «Русский вестник» называл писаревский реализм «красным реализмом», исходящим из недр «чистокровного красного нигилизма». родство между которыми не вызывает никаких сомнений. К 1863 г. Реализм во взглядах Писарева утвердился окончательно. В 1864 г. он уже говорит о реализме как об основе своих воззрений, заявляя о начале нового и «совершенно самостоятельного» течения мысли. И хотя сам термин «реализм» имел хождение и до шестидесятых годов, однако реализм Писарева, как подчеркивали современники, во многом не был похож на направления ранее носившие это имя. Поэтому даже противники Писарева признавали оригинальность его учения. «Этим реализмом, - говорил Немировский, - проникнут каждый мыслящий человек, и только ум, сдерживаемый и опутываемый преданием, верованиями, симпатиями, не прозревает всей глубины и истинности такого направления». Писарев, определяя провозглашенный им реализм, говорил: «сущность нашего правления заключает в себе две главные стороны, которые тесно связаны между собою, но которые, однако, не могут быть рассматриваемы отдельно и обозначаемы различными терминами. Первая сторона состоит из наших взглядов на природу: тут мы принимаем в соображение только действительно существующие, реальные, видимые и осязаемые явления или свойства предметов. Вторая сторона состоит из наших взглядов на общественную жизнь: тут мы принимаем в соображение только действительно существующие, реальные, видимые и осязаемые потребности человеческого организма». Разъясняя реальное направление детальнее, Писарев подчеркивал, что оно исходит из необходимости разрешить целый ряд животрепещущих проблем современности,. обусловливается окружающей жизнью, заимствуя из нее все то, что» находится в самой неразрывной связи с действительными потребностями» общества, что «несомненно важно, необходимо, действенно». Реализм, по Писареву, - это связь с жизнью в широком понимании этого слова, глубокое понимание гуманности и свободы, полезность как разумное наслаждение жизнью и способность приносить пользу самому себе и народу. И наконец, трезвый анализ существующего, критика и умственный прогресс - вот основные наметки тенденций писаревского реализма, ведущие в конечном итоге к решению проблемы «голодных и раздетых». Последовательное проведение реалистических принципов в социологии, политике, философии, этике и эстетике и составляет в совокупности «теорию реализма», являющуюся как бы костяком мировоззрения Писарева.

  Спустя столетие нетрудно увидеть ошибки того или иного мыслителя. В этом нам помогает общественно-историческая практика, подтвердившая или опровергнувшая его убеждения. Но, руководствуясь той же исторической точкой зрения, мы не можем не признать правоты основной линии борьбы Писарева

  Таким образом, писаревский нигилизм точно укладывался в рамки переходной эпохи шестидесятых годов и главной своей целью ставил отрицание миросозерцания предыдущего поколения «идеалистов сороковых годов». Этот нигилизм не следует смешивать с анархизмом как в индивидуалистической его разновидности, распространенной главным образом на Западе, так и с народническим коммунистическим анархизмом, ставшим влиятельным в России уже после смерти Писарева, в семидесятые годы.

  
  

  ГЛАВА 2. ВЛИЯНИЕ ИДЕЙ Ф.НИЦШЕ НА РУССКИХ МЫСЛИТЕЛЕЙ КОНЦА XIX - НАЧАЛА XX ВЕКА

  
  

  2.1 Общие положения философии Ф. Ницше

  
  

  Проблемы нигилизма, представленные в сочинениях Ницше привлекали пристальное внимание представителей русской общественной мысли конца XIX - начала XX века. Хотя в увлечении ницшеанством и присутствовал элемент моды, однако многие из его идей были созвучны идеям и построениям некоторых влиятельных представителей русской философии и социологии того времени. Это относится, прежде всего, к проблеме нигилизма, занимающей одно из центральных мест в философской концепции Ницше. Отношение Ницше к нигилизму было противоречивым. Он одним из первых приветствовал нигилизм как разрушение отживших идеалов, отрицание сложившихся ценностей, к которым Ницше относит, прежде всего, ненавистные ему традиционные ценности: христианство, революцию, отмену рабства, равенство прав, филантропию, миролюбие, справедливость, истину. Разрушительную силу отрицания Ницше направлял против буржуазно-либерального мировоззрения, против иллюзий, порождённых просветительским оптимизмом и европейскими буржуазными революциями, против христианства и его морали терпения. Эта мораль, по мнению Ницше, навязана обществу «нищими духом и телом», самой характерно чертой которых является недостаток жизнеспособности. Свои слабости эти люди возвели в добродетель. Требования братства, равенства, прав и обязанностей, по глубокому убеждению Ницше, в корне противоречит сущности жизни, основанной на выживании сильнейших. Социалистические идеалы, полагал Ницше, вырастают из той же ненавистной христианской морали и так же, как она, должны быть отвергнуты. Нужна решительная переоценка веками складывающихся ценностей, иначе человечество погибнет.

  Нигилизм как первый этап такой переоценки необходим, но только отрицанием устаревших ценностей ограничиться нельзя. Следующий шаг - создание принципиально нового мировоззрения и мироощущения, преодолевающего разрыв между «бытием и смыслом», между миром нравственности и идейности и миром реальным, между добром и злом как двумя противоположностями. Ницше противопоставляет одностороннему, по его мнению, рационалистическому и аналитическому восприятию мира, связанному лишь с наукой, принципиально другое его постижение, основанное на целостном его восприятии мира как жизни, как выражения воли, находящейся в процессе вечного чистого движения. Он пытается преодолеть нигилизм, восстановить цельность бытия, единство бытия и сознания, утраченные со времён Сократа, представить человека как природное органическое существо, а интеллект его - лишь как служебное средство для удобного рассмотрения мира, лишённого в действительности причинности, закономерности, последовательности.

  Нигилистическое отношение Ницше к разуму, науке, морали, традиционной религии своеобразно отражало тенденцию буржуазной философии к возрастающему сомнению в возможностях науки, постановку вопроса о её «кризисе». В содержание «кризиса» вкладывалась констатация несоответствия между прогрессом научно-техническим и духовным, растущая специализация, дробление знаний, при котором частности приобретают самодовлеющее значение, заслоняя общий смысл и нравственную ценность знания.

  Хотя сочинения Ницше широко распространились в России лишь в последнее десятилетие XIX века, однако нельзя сказать, чтобы круг идей, высказанных им был здесь чем-то абсолютно новым и неизвестным. Восприятие этих идей в России было определённым образом подготовлено некоторыми тенденциями в самой русской философии, в некоторых её идеалистических течениях. Усвоение и тем более распространение в той или иной национальной философии идей, перенесённых из других условий, никогда не является механическим процессом чисто внешней искусственной трансплантации, пересадки, а всегда определяется внутренними органическими тенденциями философского развития.

  Конечно, в форме, тождественной ницшеанству, круг нигилистических идей, развитых Ницше, не мог сформироваться в России. При отсутствии развитых капиталистических отношений не могло быть столь интенсивного утилитарного развития науки, какое имело место на Западе. Следовательно, осознание внутренних противоречий развития науки, «кризиса науки» не могло быть таким же острым, как в условиях западноевропейских стран. Если же критика науки и осуществлялась, то она, в отличие от Ницше, сопровождалось утверждением ценности религии.

  Что касается ницшеанского отрицания просветительских идеалов, идей равенства и демократии, утвердившихся в Европе после буржуазных революций, то в России эти проблемы воспринимались по-иному, часто отстранённо. В то же время наиболее значительные русские писатели и мыслители, чутко и остро воспринимавшие современность и ближайшее будущее России, осознавали и оценивали, хотя часто и с противоположных позиций, всю противоречивость буржуазной морали.

  Но эта оценка, как правило, не имела ничего общего с принципиальным моральным релятивизмом столь характерным для ницшеанства.

  Если говорить о крайних выводах ницшеанского нигилизма о «смерти бога», то они не могли быть выражены в явной форме, ибо таких высказываний не пропустила бы ни государственная, ни церковная цензура. Они могли быть выдержаны либо в бесцензурной зарубежной русской печати, либо в специфической художественной форме, например, в форме монолога Ивана Карамазова.

  Однако и при учёте всех этих обстоятельств можно констатировать, что многие идеи, объединяемые ницшеанской концепцией нигилизма и его преодоления, имели хождение в русской философии уже начиная с тридцатых годов XIX века, задолго до Ницше.

  Таковы, например, многие из идей основоположников славянофильства А. Хомякова и в особенности И. Киреевского. Так, Киреевский критикует отвлечённый рационализм и аналитичность западноевропейского мышления, нашедшие своё отражение не только в особенностях католицизма, но и в светских формах - в науке. Рационализму Киреевский противопоставляет цельное, «живое» познание, не ограничивающееся сухим анализом, а включающее в себя человеческую оценку явлений, прежде всего нравственную и эстетическую их характеристику. Киреевский говорит о глубочайшем кризисе не только буржуазного сознания (отождествляемого им вообще с западноевропейским), но и самого буржуазного общества с его духом меркантилизма.

  Неославянофилы середины XIX века подхватили и развили эти идеи. Так, Аполлон Григорьев, отвергая рационализм, теоретическую критику, утверждает идею бессознательности творчества, органического единства, цельности мысли и жизни. Он пишет о «народных организмах», предвосхищая идеи не только Данилевского, но и Ницше и Шпенглера. Н.Данилевский, один из ведущих социологов неославянофильства, не только воспринимает идеи Григорьева и Страхова об органической цельности жизни, но и яростно критикует европейскую цивилизацию, находящуюся, по его мнению, как и по убеждению Ницше, накануне неизбежного заката. Основными чертами западной цивилизации Данилевский считает материализм, нигилизм, либерализм, рассматривая эти явления, как глубоко «чуждые» и даже «вредные» для естественного, органического развития. Высшим же типом такого развития он считает идущую на смену европейской славянскую цивилизацию.

  Единомышленником Данилевского был К.Леонтьев, автор книги «Восток, Россия и славянство». Некоторые её страницы, а также отдельные места из других его сочинений поразительно похожи на высказывания Ницше и по форме, и по содержанию. Та же парадоксальность и острота формы, та же безбоязненность и даже циничность выводов. Однако главное проявление близости Леонтьева и Ницше - совпадение многих идей. Так же, как впоследствии Ницше, Леонтьев резко отрицательно относится к современной ему Европе с её поверхностным прогрессом, который он именует «либерально-эгалитарным», уравнительным. Всякое же уравнение, равенство Леонтьев рассматривал как нечто противоестественное, чуждое органическим законам мира. Последняя ступень в развитии общества, по словам Леонтьева, - это так называемое «вторичное смесительное упрощение». Сущность его аналогична стадии дряхлости человеческого организма. Причина же социальной дряхлости общественного организма - в утрате естественных начал физического, социального, политического неравенства, в смешении сословий, состояний, наций. Идеал Леонтьева, так же как и Ницше, - в прошлом.

  Хотя идеи неославянофилов не получили широкого распространения, а многие из них вызвали критику в самых разнородных слоях русской общественной мысли (Н.Михайловский, В.Соловьёв), всё же эти идеи в известной мере подготовили почву для восприятия ницшеанства в России. Не всех его элементов, но многих из них, таких как отождествление западной цивилизации, с материализмом, нигилизмом, творческим бесплодием, мечта о возможности преодолеть нигилизм путём реставрации давно ушедших в небытие форм социальной структуры и морали, противопоставление искусственному характеру современной цивилизации «органических начал жизни».

  
  

  2.2 В.П. Преображенский и Н.Я. Грот о концепции Ф.Ницше

  
  

  Первым наиболее серьезным разбором философской концепции Ницше стала статья В.П. Преображенского «Фридрих Ницше: критика морали альтруизма» 1892 года. Преображенский, будучи решительным противником как буржуазного строя жизни и мысли, при котором творческая воля скована незыблемым укладом традиционного образа жизни, так и социалистических тенденций с их идеалом общего, регламентированного благополучия, обратился к учению Ницше, видя в нем реальный путь преодоления мещанской косности и социалистической нивелировки жизни. Он вслед за Ницше критиковал моральные заповеди современного общества, в котором, по его мнению, господствовала порожденная христианством этика альтруизма, ставящая во главу угла утилитарный принцип полезности и счастья как отсутствия страдания и, вследствие этого, ведущая к обезличиванию, устранению индивидуального начала в человеке. Единственный путь выхода из регрессивного движения к культурному краху современной эпохи Преображенский, как и его учитель, видел в переоценке нынешних идеалов, провозглашении новых «скрижалей ценностей», возвышении и облагораживании человека. Главную заслугу философа исследователь видел в том, что тот впервые в науке о нравственности поднял саму проблему морали, возвысившись для этого над всеми исторически преходящими нравственными оценками и воззрениями, перейдя по ту сторону Добра и Зла. Преображенский подчеркивал, что Ницше по-новому взглянул на нравственность, увидев в ней относительную ценность. «Нравственность имеет только относительную ценность, а не абсолютную ценность. Относительная ценность нравственности измеряется упадком или взлетом жизни».

  Очерк Преображенского положил начало дискуссии, развернувшейся на страницах ряда солидных периодических изданий. В числе наиболее значимых работ этого периода - статья маститого ученого, главы Московского Психологического общества (старейшего в России философского объединения), основателя первого российского философского журнала «Вопросы философии и психологии», - Н.Я. Грота «Нравственные идеалы нашего времени» 1893 года, противопоставившего антихристианский индивидуализм Ницше христианскому альтруизму Толстого. Грот решительно отвергал концепцию Ницше - «защитника чистого язычества», видя в ней «разрушение христианского религиозно-нравственного миросозерцания, во имя торжества позитивного и прогрессивно-научного, языческого» , и противопоставлял ей учение Толстого, утверждающее торжество христианских начал жизни. Отметив, с одной стороны, близость столь духовно далеких друг от друга мыслителей, выраженную в обоюдном стремлении «создать свободную и самодовлеющую личность и на этой почве новое общество и человечество», Грот, однако, указывал на их принципиальное расхождение в выборе путей осуществления общего идеала. Пути эти он кратко, но емко обозначил формулами: «Чем больше зла, тем больше добра», - для Ницше и «Чем меньше зла, тем больше добра», - для Толстого. Очерк Грота стал первым в цикле работ, посвященных сопоставлению философских концепций Толстого и Ницше.

  
  

  2.3 Взгляды Д.С. Мережковского

  
  

  Начиная с девяностых годов XIX века идеи Ницше и, следовательно, его концепция нигилизма широко распространяются в России. Они становятся одной из идейных основ развивающегося в этот период широкого философско-эстетического течения - декаденства (Д.С. Мережковский, Н.Минский), а также разнородных идеалистических выступлений в философии, эстетике, теории и истории литературы. Характерно, что один из первых теоретиков и практиков русского декаденства, один из первых теоретиков «нового религиозного сознания» Д.Мережковский стремится совместить идеи Ницше с определенными течениями русской философии, переосмыслить их в соответствии с определенными идейными потребностями русского идеализма. Происходит своеобразное историко-философское превращение: нигилизм Ницше, в особенности отрицание им современной цивилизации, роли рационального сознания, критика могущества науки и даже констатация «смерти бога» принимаются как откровение. В тоже самое время нигилизм Ницше рассматривается как доказательство того, что человечество зашло в тупик, дошло до крайнего предела, выход из которого лежит лишь в «новом религиозном сознании». Мережковский находит параллели с ницшеанским пониманием мира уже у Пушкина, который будто бы предвосхитил противопоставление Аполлона и Диониса и тяготение Ницше к дионисийскому-дисгармоническому, иррациональному началу. Книга Ницше «Рождение трагедии», по мнению Мережковского, напомнила нам «видение отрока Пушкина, который из школы христианской наставницы... убегал… к языческим идолам». Даже к Петру I обращается Мережковский, чтобы доказать готовность русской общественной мысли к восприятию ницшеанства: Петр рассматривается как единственное реальное воплощение Сверхчеловека в истории. При этом Мережковский таким образом сопоставляет отрывки из разнородных источников, что создается иллюзорное представление об устойчивости в России нигилистического (в ницшеанском смысле) мировосприятия как ощущения последней границы бытия, предчувствия неизбежной гибели культуры, цивилизации, уклада жизни. С этой целью привлекается апокалипсическая по духу, религиозно-консервативная легенда о Петре, как о «звере, вышедшем из бездны», пушкинские строки о «медном всаднике», который» над самой бездной Россию вздернул на дыбы», строки из писем Достоевского о том, что путь петровских реформ исчерпан, «дальше….нет дороги, она вся пройдена» и т.д. Мережковский обращается к мистическим пророчествам неоплатонизма и в особенности раннего христианства, утверждая «не только религиозное, но и философское, научное, культурно-историческое значение» проблемы конца мира, неизбежности смерти не только личной, для каждого человека в отдельности, но и для всего человечества. Эту апокалипсическую и нигилистическую в традиционно-религиозном смысле идею конца мира Мережковский считает глубоко значительной, ставящей человека и человечество на грань бытия и небытия. К этой же идее «обрыва горного кряжа всех исторических культур» по-своему подошел Ницше, к ней подходили, по мнению Мережковского, и выразители разнообразных тенденций русской философской мысли - герои Достоевского. Среди них и князь Мышкин, и в особенности нигилист Кириллов из «Бесов», говорящий об уничтожении бога и «перемене земли». Мережковский сопоставляет с рассуждениями Кириллова слова Ницше о том, что «Бога нет. Бог умер. И мы его убили», о вступлении человечества в будущем в «историю высшую, чем вся прежняя история». Внешнее совпадение многих высказываний Мережковский абсолютизирует, более того, вполне конкретным формам нигилизма придает некое глобальное, общечеловеческое, внеисторическое значение. Мережковский стремится показать, что выводы Ницше, являвшиеся результатом оценки явлений европейского мира, полностью совпадают с выводами « из глубин» русской жизни. Смысл, итог этих разнородных течений таков: «С двух разных, противоположных сторон подошли они к одной и той же бездне, дальше идти некуда, исторический путь пройден, дальше обрыв и бездна». Работа же исключительно научной, критической разлагающей мысли уже завершается, пишет Мережковский. Россия, как и Европа, «дошла до какой-то окончательной точки и колеблется над бездной». Он приходит к выводу, что есть еще выход из этого кризиса науки, рациональной мысли, философии, морали. Таким выходом объявляется религия: «Когда кончается история, начинается религия», только она есть путь «созидающий», «внеисторический». Эти попытки использовать ницшеанский нигилизм для обоснования религии, более того, использовать, как это ни парадоксально, ницшеанскую критику религии, его вывод о «смерти бога» для оживления интереса к религии, для привлечения интереса к ней были не единичными. Они были характерны на рубеже XIX-XX веков не только для светской религиозно-филосовской мысли, но даже для теоретических выступлений профессиональных богословов. Специфической особенностью их сочинений было стремление ослабить влияние нигилистических антихристианских выступлений Ницше, которые объяснялись чисто личными моментами жизни, главным образом его белезнью. Критика Ницше ведется религиозной философией, так сказать, справа, но в этой критике подчас встречаются рациональные моменты познавательного характера, которые могут быть использованы в процессе критического анализа ницшеанства и его нигилизма.

  писарев нигилизм мыслитель ницше

  2.3.Взгляды С.Л. Франка

  
  

  Творчество Ницше оказало решающее воздействие на С.Л. Франка - крупнейшего отечественного метафизика, представителя религиозной философии всеединства. Уже став именитым мыслителем, Франк в мемуарах описал историю своего обращения к идеям Ницше: «Зимой 1901-1902 гг. мне случайно попала в руки книга Ницше «Так говорил Заратустра»... С этого момента я почувствовал реальность духа, реальность глубины в собственной душе - и без каких-либо особых решений моя внутренняя судьба определилась. Я стал «идеалистом», не в кантианском смысле, а идеалистом-метафизиком, носителем некоего духовного опыта, открывшего доступ к незримой внутренней реальности бытия».

  С.Франк - автор нашумевшей работы «Ф.Ницше и этика «любви к дальнему» 1902 года, вошедшей в знаменитый сборник «Проблемы идеализма». Она была первым серьезным философским сочинением двадцатипятилетнего мыслителя. Основную цель своей статьи он определял так: «...характеристика учения Ницше как этического идеализма» . Из сочинений немецкого философа Франк сделал казавшийся парадоксальным многим из его современников вывод о том, что учение Ницше представляет собой не что иное, как «нравственный кодекс жизни героя, впервые написанное евангелие для людей творчества и борьбы», «этику активного героизма», и даже «нравственный императив самопожертвования».

  Главной заслугой Ницше российский мыслитель считал выработку новой этической системы, в основе которой лежит принцип «любви к вещам и призракам» - впервые выделенный германским философом вид нравственного чувства, равноудаленный, по мысли Франка, как от эгоизма, так и от альтруизма, и по своему этическому значению претендующий на большую ценность, нежели любовь к людям. (Франк взял понятие «любовь к призракам» из знаменитого изречения Заратустры: «Выше, чем любовь к ближнему, стоит любовь к дальней и грядущему; еще выше, чем любовь к человеку, ценю я любовь к вещам и призракам». Речь идет о любви к отвлеченным ценностям - истине, справедливости, свободе, религиозному или нравственному идеалу, красоте, чести.

  Принятие проповеди Заратустры и провозглашаемой им «любви к дальнему» означало для Франка утверждение «моральных прав личности», то есть тех «священных и неотчуждаемых прав человека, которые некогда были общественно-моральным лозунгом времени, и которые теперь, с господством позитивистски-утилитарных моральных воззрений стали «забытыми словами». Для него, как и для Н.Бердяева, пафос Заратустры был пафосом свободной личности. Однако индивидуализм не воспринимался ими как начало, тождественное эгоизму. С.Франк даже критиковал Ницше за то, что «любовь к дальнему» тот уподобил эгоизму. «Обладая более художественной глубиною и прозорливостью, нежели аналитическою силою ума, - писал Франк, - Ницше в своем протесте против утилитаризма... ударился в противоположную крайность, сблизив «любовь к призракам» с эгоизмом».

  Несмотря на тот факт, что дальнейшая интеллектуальная эволюция философа привела его к не столь безоговорочному принятию взглядов германского мыслителя, как это было в первой апологетической статье, Франк и в последующем своем творчестве продолжал обращаться к идеям Ницше.

  
  

  2.4.Взгляды Н.Д. Тихомирова

  
  

  Н.Д. Тихомиров в статье «Ницше и Достоевский» с тревогой отмечал широкое распространение идей Ницше среди русской интеллигенции, своеобразный ореол, которым окружены идеи нигилизма Ницше. Он неправомерно сближает популярность произведений Максима Горького будто бы с ницшеанским характером освещения героев его ранних рассказов. Сближение бунтарства героев этих рассказов с ницшеанским нигилизмом было характерно даже для демократической критики на рубеже веков (Н. Михайловский, Е. Ляцкий). Это неправомерное сближение вызывало критику наиболее дальновидных авторов, например, Соловьева-Андрееича, автора содержательного «Опыта философии русской литературы». Не западноевропейские философские влияния, в том числе ницшеанство, а реальные условия жизни и протест против них - таковы источники индивидуалистического отрицания героев горьковских рассказов. Нигилизм Ницше, вполне естественно, оценивался Тихомировым вне каких-либо конкретно-исторических ориентаций, как чистое и бесплодное отрицание (ничего не разрешил, ничего не устранил). Но хотя критика ведется с позиций абстрактного христианского гуманизма со ссылками на временные вечные ценности, в ней подчас встречаются верные наблюдения, представляющие немалый интерес. Так, например, Тихомиров отмечает, что ницшеанская апология силы «вдохновляла развитие грубого нигилизма», плоды которого проявились при подавлении восстания в Китае, где «немецкие солдаты никому не давали пощады». Однако религиозный философ отнюдь не ограничивается простым отвержением идей Ницше и его нигилизма. Он стремится использовать свою оценку ницшеанства для утверждения идей христианства. Всякая попытка ответить на коренные вопросы бытия и смысла человеческой жизни вне религиозных основ обречена на поражение - таков основной смысл выводов Тихомирова. В качестве антитезы Ницше избран Достоевский. Под пером Тихомирова русский писатель, выразивший мучительные идейные и нравственные конфликты современности, предстает чисто религиозным мыслителем, который предвосхитил Ницше, ответил на все поставленные им вопросы в духе «смирения против гордыни», «возродил человека силами христианской любви», в то время как Ницше «слишком высоко ставит силы человека, пытаясь заменить веру в бога».

  
  

  2.5.Взгляды В.С. Соловьёва

  
  

  Сложным и противоречивым было отношение к ницшеанскому нигилизму виднейшего русского философа-идеалиста В.С. Соловьева. Во многих его работах содержится крайне резкая критика ницшеанства, что дало основание современникам говорить о безграничной антипатии Соловьева к Ницше. Это неприятие имело свои основания. Учение Соловьева с его стремлением соединить высшие ценности - истину, добро и красоту во «всеединое сущее» на христианской основе, превратить это сущее в предмет философии никак не могло совместиться с ницшеанским отрицанием традиционной философии и традиционных ценностей религии и нравственности. Кроме того, с позиции христианского гуманизма и высокой этической требовательности автор «Оправдания добра» не мог принять апологию силы и отрицание добра. Соловьев, как известно, не принял раннее русское декадентство, язвительно выступив против культа индивидуализма, «сильной личности», против идеализации зла и «сатанинского» в человеке. Естественно, что активное неприятие распространялось и на ницшеанские идеалы российского декаденства. Соловьев иронически пишет о «трепещущих и преклоняющих колена перед именем Заратустры психопатствующих декадентах и декадентках. Однако при всей своей внешней очевидности неприятие В.Соловьевым ницшеанского нигилизма не могло быть вполне последовательным. Реальные различия и даже прямая противоположность в решении многих вопросов философии и морали не могли заслонить и объективно существовавших черт общности исходных установок В. Соловьева и Ницше. Их объединяет общее отрицательное отношение не только к эмпирическому знанию, выступавшему в позитивистском обличии, но и практически к научным методам познания вообще. С разных позиций немецкий и русский мыслители переходили от вомногом справедливой критики односторонности эмпиризма, ограниченности позитивизма к прямому отрицанию науки. И Ницше и Соловьев приходят к мысли о необходимости создать вместо традиционных умозрительных «школьных» философских систем философию нового типа. Ею должна стать «философия жизни», служащая не столько познанию мира, сколько выражению социальной активности человека, его цельного восприятия мира. Для Ницше в основе жизни человека лежит органическое неравенство, «воля к власти», для Соловьева философия жизни - это воплощение принципов христианства. Но и для того и для другого это философия, противостоящая научно-материалистическому пониманию мира. Наконец, немецкого и русского философов сближает и принципиальный социальный утопизм реакционного характера, являвшийся своеобразным отрицанием социалистических перспектив развития общества. Ницше ищет социальный идеал в дохристианском варварском и раннеантичном мире, Соловьев - в раннем христианстве. Отвергая современную им буржуазную цивилизацию, они оба искали антитезу ей вне реального процесса развития общества, в мифологической тьме, в давно прошедших веках. Естественно поэтому, что критика Соловьевым ницшеанства с его нигилизмом не могла не быть действенной. Развитие русской философско-эстетической и этической мысли подтверждало это.

  
  

  2.6.Взгляды Л.И. Шестова

  
  

  Наиболее значительным отражением и проявлением в России философского нигилизма в духе идей Ницше и Кьеркегора стала философия Л.И. Шестова. Как философ и литературный критик Л.И. Шестов (1866-1936) наиболее активно выступил в начале ХХ века с позиций субъективного идеализма и нигилизма полного отвержения познавательной и социальной роли искусства. Близкий к русскому символизму, Шестов в политическом отношении примыкал к идеям кадетизма, сотрудничая в «Речи», в «Русской мысли». Такое сочетание идей не было исключением. Целая плеяда видных русских идеалистов - философов, социологов, эстетиков- проделала путь от поверхностного либерализма к активному антимарксизму. Среди них -Струве, Бердяев, Булгаков. Свое место в этой плеяде занимал и Шестов. Вполне закономерной была и неприязнь его к Октябрьской революции, и теоретическая деятельность в эмиграции во Франции, где он естественно, как и Бердяев,» вписался «в общий поток иррационалистической философии религиозного толка- персонализма и экзистенциализма. Шестов не только утверждал в русской философской общественной мысли ницшеанский нигилизм, он стремился найти ему аналогии в самой русской философии, своеобразное ницшеанство до Ницше. И «находит» его, субъективистски, вопреки реальному смыслу интерпретируя творчество Достоевского. Правомерность такого подхода Шестов оправдывает тем, что искусство-де по самому своему существу не может быть ни выражением, ни объектом логического анализа.

  У художника не было «идей», подчеркивает Шестов, иронически заключая слово «идеи» в кавычки. Задача искусства, полагает он, - бороться» против регламентации и норматизации, порвать цепи, тяготеющие над рвущимся к свободе человеческим умом», вырвать человека из «железной необходимости». Отвергнув понимание искусства как отражения действительности, вообще как явления, чем-то, кроме субъективных психологических актов, детерминированного. Шестов открывает себе простор для любых произвольных построений. Цель их - представить Достоевского прямым выразителем тенденции, аналогичной ницшеанскому нигилизму. Шестов прямо формулирует ее: ницшеанская» переоценка всех ценностей» и переоценка Достоевским своих убеждений тождественны. Впоследствии Шестов не менее решительно отождествляет Достоевского и Кьеркегора; «Можно, не боясь упрека в преувеличении, назвать Достоевского двойником Киркегарда. Не только идеи, но и метод разыскивания истины у них совершенно одинаковы…». Следуя исходным своим методологическим установкам, отрицая тесную связь художественных произведений с объективной действительностью, Шестов рассматривает творчество Достоевского исключительно как своеобразное самовыражение, как чисто внешнюю персонификацию чувств и мыслей художника. «Не смея прямо высказать свои настоящие мысли, он, - пишет Шестов о Достоевском, - создавал для них разного рода обстановки». Шестов полностью отождествляет автора с его героями. «Записки из подполья» он характеризует как наивысшее отражение социального и нравственного нигилизма, тождественного ницшеанскому. Это произведение Шестов рассматривает как автобиографическое, как документ, свидетельствующий о полном разрыве Достоевского с идеями молодости, как «публичное отречение от своего прошлого». Циничное анархистское своеволие «подпольного человека»: «Свету ли провалиться, или мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться» - трактуется как авторское кредо. Служение людям объявляется ложью, многие социальные идеалы и цели - бессмысленными «пусть освободят крестьян, заведут суды - на душе не легче». Не критика поверхностного либерализма и механистического понимания личности только лишь как «продукта среды» слышатся здесь Шестову, а утверждение полной бессмысленности социального существования вообще, хаотичности жизни, краха любых целей и надежд. Вся прежняя философия, опиравшаяся на разум, оказывается бессильной перед «ужасом жизни». Шестов здесь подменяет частным общее. Ограниченность рационализма свидетельствует лишь об относительности любого метода, но никак не о принципиальной иррациональности человеческого существования и бессмысленности попыток понять его. Безудержное сомнение Шестов считает крахом всех идеалов и ценностей: «Сократ, Платон, добро, гуманизм, идеи - весь сонм прежних ангелов и святых, оберегавших невинную человеческую душу от скептицизма и пессимизма, бесследно исчез в пространстве, и человек испытывает страх одиночества». Смысл трагедии Ницше и Достоевского, философию этой трагедии Шестов видит в том, что «надежда погибла навсегда, а жизнь есть». Жизнь и определяется как нечто бессмысленное по своей внутренней сущности. Этот тезис служит основой для таких выводов Шестова, в которых наиболее отчетливо проявляется социальный смысл его нигилизма. Если жизнь бесцельна, жестока и бессмысленна, то всякие планы ее переустройства в будущем столь же бессмысленны, иллюзорны. Более того, они порочны, ибо надежда на «всеобщее счастье в будущем» есть «оправдание настоящего». «Подпольный человек», тождественный, по Шестову, самому Достоевскому, приходит к отказу от всяких идеалов и надежд: «Что имел он взамен прежних убеждений?» - спрашивает Шестов. И отвечает: «Ничего». В своих сочинениях Шестов не ограничивается меткими суждениями о недопустимости фетишизировать рациональные подходы к духовной жизни и молитвенно воспринимать любой освященный наукой тезис. Он переходит границы этого плодотворного и требовательного сомнения. А это, как отмечалось, - прямой путь к нигилизму. В своем стремлении не останавливаться ни перед какими границами и нормами, выработанными человечеством, Шестов возводит отрицание науки, разума, познания на уровень всеобщего принципа. Вполне естественно, что при этом он пытается низвергнуть все философские кумиры человечества, переписать, а фактически отвергнуть историю философской мысли прошлого. Вслед за Ницше Шестов отвергает направленность этой мысли, идущую от Сократа. Он считает идеи великого древнегреческого мыслителя недоразумением, его призыв к самопознанию, веру в разум - бессмысленными. Впоследствии, когда Шестов стал верным и убежденным продолжателем идей Кьеркегора, он часто обращался к имени Сократа для того, чтобы резче оттенить свою враждебность к поборникам разума. Шестов так формулирует позицию Кьеркегора, с которой он полностью солидарен и которой придерживался еще до знакомства с сочинениями датского философа: «Платон (устами своего несравненного учителя Сократа) возвестил миру: «Нет большего несчастья для человека, как сделаться мисологосом, то есть ненавистником разума»… Если бы нужно было в нескольких словах формулировать самые заветные мысли Киркегарда, пришлось бы сказать: самое большое несчастье человека - это безусловное доверие к разуму и разумному мышлению. Во всех своих произведениях он на тысячи ладов повторяет: задача философии в том, чтобы вырваться из власти разумного мышления и найти в себе смелость… искать истину в том, что все привыкли считать парадоксом и абсурдом». Шестов провозглашает абсолютную непознаваемость мира, абсолютно субъективный, релятивный подход к философским идеям. В них, по его убеждению, нет никакой - ни абсолютной, ни относительной - истины. Это чистый философский нигилизм, разобщающий людей, превращающий их мысли в совершенное ничто, в полную и бессмысленную в своей чистоте и однородности пустоту. Ведь ни одна из таких мыслей не может быть передана другим людям. А если акт коммуникации, сообщения и состоялся, то это все равно ничего не меняет, ибо передаются слова, их звуковая или графическая оболочка, но смысл передан быть не может, его попросту нет. Каждый может наполнить эту оболочку своим содержанием. Отождествляя идеи Ницше и Достоевского и рассматривая их как предшественников своего нигилизма, Шестов стремится быть последовательнее их обоих, до конца изгнать малейшие остатки веры в науку и разум. Главным объектом своей беспощадной критики Шестов избирает науку. Начинает он с обесценивания всей общепринятой философской номенклатуры и классификации. Большая или меньшая научность отдельных учений - чистейшая фикция, по Шестову. Самый крайний позитивист (а для Шестова, впрочем, не только для него одного, позитивизм - это почти материализм) не отличается от идеалиста в главном.

  Спор идеализма с позитивизмом и даже с материализмом, говорит Шестов, есть только спор о словах, в сущности они согласны между собой. Коренной порок всех философских систем - в их безотчётном служении разуму. Но разум, полагает Шестов, ненадёжен. Когда то на него возлагались большие надежды, но они не оправдались.

  Шестов отразил в своих суждениях новый этап в развитии философского иррационализма.

  В книгах Ницше была подмечена ограниченность философии современного ему европейского позитивизма с его претензиями на всеобщность оценок. Критика этих пороков позитивизма - существенный элемент критики всякого сциентизма, то есть абсолютизации роли естественнонаучного знания, противопоставленному морали, искусству, всем другим формам духовной жизни. Но отвергая позитивистские претензии, Ницше всё же не отрицал всех форм научного знания, будь то биология или филология. Шестов же, продолжая идеи Ницше, в то же время отрицал научное знание вообще. «Неужели и теперь, когда все так ясно осознали бессилие разума, имеет смысл считаться с его потребностями?» - спрашивает он и провозглашает утвердить примат веры.

  Для окончательного сокрушения претензий науки, роли разума вообще Шестов полагает необходимым дискредитировать не только науку, но и мораль. Именно в этом вопросе он провозглашает своё отличие от предшественников. Критику науки Достоевским, а также Толстым Шестов считает недостаточной именно потому, что она велась в этическом плане, была поставлена на моральную почву. В нападках на моральную санкцию науки отчётливо проявился социальный смысл шестовского нигилизма. Бесспорно, наука не может жить только моральными санкциями, не может основываться на требованиях морали. Этическое обоснование науки вносит в неё элемент субъективизма, пытается подчинить строгую объективную закономерность идеальным потребностям.

  Для Шестова неприемлема наука вообще, как порождение разума, бессильного познать и изменить мир. Мораль же неприемлема как форма оправдания науки. Шестов нападает на Канта за то, что тот «освятил» законы разума моралью. «С наукой невозможно бороться, - пишет Шестов, пока не будет свалена её вечная союзница - мораль». Человек может жить без «почвы», то есть без моральных и научных ценностей, без мировоззрения, провозглашает философ. Он связывает свои призывы с кризисом сознания интеллигенции, которая «прежде плакала над страданиями народа, взывая к справедливости, требовала новых порядков», а теперь разочаровалась в собственных идеалах. Это разочарование должно, по Шестову, привести к принципиально новым установкам: к признанию недостаточности науки и разума, ибо они не объясняют сложности жизни, не устраняют её вечных трагедий. Единственный выход - это отказ от традиционных форм мышления и нравственных оценок, которые объявляются догматическими. Нет ничего устойчивого в мире, всё обесценено. У человека, полагает Шестов, должна появиться неприязнь к принятой форме изложения идей. Следует отказаться от употребления научных терминов, понятий, законов, потому что они носят «нежелательный оттенок отчётливости и определённости». Эта «определённость» должна быть, по Шестову, отвергнута потому что она создаёт иллюзию прочного знания. Более того, «философия с логикой не должна иметь ничего общего: философия есть искусство, стремление прорваться сквозь логическую цепь умозаключений и вынести человека в безбрежное море фантазии».

  Претензии науки всё объяснять лишают человека истинного простора, ограничивают его горизонт. Так, наука запрещает людям бояться смерти, требуя трезвого к ней отношения. Именно отсюда, по Шестову, вырастают утилитаризм и позитивизм. Чтобы преодолеть эти узкие взгляды, необходимо разрешить людям думать о смерти, не стыдиться своего страха перед адом и чертями.

  Всё земное, по Шестову, ограничено, более того - ничтожно, не имеет цены. Общественная практика не может быть мерилом оценки. «Нужно, провозглашает он, чтобы сомнение стало постоянной творческой силой, пронизало бы собой самое существо нашей жизни». Но сомнение, не основанное на позитивных началах, на утверждении, в противовес отрицаемым, иных идей и ценностей, отвечающих объективным потребностям общества, не может стать творческой силой. Оно превращается в бесплодное сомнение, холодный скепсис способный лишь разрушать живой организм.

  В полемическом увлечении, но в соответствии со своей логикой Шестов провозглашает панегирик тьме. Он пишет: «Да скроется солнце, да здравствует тьма!» Оптимизм, вера в разум и прогресс отождествляются Шестовым с мещанскими добродетелями, буржуазной добропорядочностью. И наоборот, истинное выражение свободы - в алогизме, в искажении всех привычных понятий. С большой откровенностью Шестов формулирует это кредо теоретического нигилизма: «Пусть с ужасом отвернутся от нас будущие поколения, пусть история заклеймит наши имена как изменников общечеловеческому делу, - мы всё-таки будем слагать гимны уродству, разрушению, безобразию, хаосу, тьме. А там хоть трава не расти». В этой отчётливой формуле целая программа отрицания. Она как бы освещает целую цепь явлений социальной и духовной жизни России с начала XX века.

  Таким образом, наследие немецкого философа Ницше оставило глубокий след в истории русской мысли; правомерно говорить о своеобразном «ницшеанском» пласте культуры России. Ни один крупный русский мыслитель конца XIX - 1-й четверти XX века не оставил без внимания философию Ницше. Однако восприятие его идей было далеко не однозначным. В некоторых кругах его имя считалось синонимом индивидуализма, в то время как в других философия Ницше означала коллективное творчество. Для одних он был «разрушителем исторического христианства», ломавшим традиционные представления о нравственности, для других - «пророком новой веры», провозвестником идеи религиозного синтеза, новой религиозной культуры.

  
  

  ЗАКЛЮЧЕНИЕ

  
  

  Термин «нигилизм» имеет удивительную и противоречивую судьбу. В зависимости от содержания, которое вкладывалось в него, это слово звучало и как гордый вызов устаревшему обществу, и как обвинение в бессмысленном разрушении культуры и морали, и как символ десоциализации человека.

  Все русские радикально-демократические концепции XIX века при всем разнообразии объединяет характерная черта - отрицание. Отрицание «гнусной», по мнению их адептов, российской действительности. А отрицание, как известно, сущностный элемент нигилизма. Поэтому, видимо, можно согласиться с теми, кто обозначает феномен русского интеллигентского радикализма просто как «нигилизм», отождествляя «русский нигилизм» с теорией и практикой революционного движения в пореформенной России.

  Целью данной дипломной работы является изучение феномена нигилизма в России XIX. Исходя из этого в начале первой главы нами были рассмотрены происхождение самого слова «нигилизм» и эволюция его смыслового значения.

  Исторические истоки нигилизма как особого умонастроения стары, европейская история слова - обширна. Нигилистические идеи и настроения обнаруживаются уже в религиозно-философских учениях средневековья и даже раньше. Так, например, в XI веке во времена господства августинианства неверующих еретиков называли «нигилианистами» (по названию еретического учения, позднее преданного анафеме папой Александром III за отрицание человеческой природы Христа и его исторического существования).

  Современная форма слова - «нигилизм» - была произведена значительно позднее от латинского существительного nihil с греческим окончанием.

  В России о нигилизме в XIX веке писали М.Н. Катков, И.С. Тургенев, А.И. Герцен, С.С. Гогоцкий, Н.Н. Страхов, Ф.М. Достоевский и др., в XX веке эта тема в той или иной форме затрагивалась Д.С. Мережковским, В.В. Розановым, Л. Шестовым, С.Н. Булгаковым и заняла особое место в трудах Н.А. Бердяева и С.Л. Франка. Таким образом, во второй половине XIX века нигилистами в Российской империи стали называть молодых людей, которые хотели изменить существовавший в стране государственный и общественный строй, отрицали религию, проповедовали материализм и атеизм, а также не признавали господствовавшие нормы морали.

  Далее мы рассмотрели воззрения Д.И. Писарева как одного из значимых идеологов революционного нигилизма. Также, в частности, рассматривается статья Писарева «Базаров» как один из этапов его развития как мыслителя. Он сформулировал боевую программу действий молодежи, «ultimatum нашего лагеря»: «что можно разбить, то и нужно разбивать; что выдержит удар, то годится, что разлетится вдребезги, то хлам; во всяком случае, бей направо и налево, от этого вреда не будет и не может быть»

  Нигилизм Писарева служил средством пробуждения в людях творческого начала, активности, остроты мышления, духа критицизма, столь необходимых в России. Где не только официальная идеология, но и многие оппозиционные течения воспевали патриархальность, терпение покорность как якобы имманентные доблести народа.

  И в этом вопросе нигилизм Писарева был закономерным продолжением и своеобразной модификацией целого ряда тенденций, уже пробивавшихся в русской философской мысли.

  Также, в частности, рассматривается статья Писарева «Базаров» как один из этапов его развития как мыслителя.

  В 1864 г. он уже говорит о реализме как об основе своих воззрений, заявляя о начале нового и «совершенно самостоятельного» течения мысли. И хотя сам термин «реализм» имел хождение и до шестидесятых годов, однако реализм Писарева, как подчеркивали современники, во многом не был похож на направления, ранее носившие это имя. Реализм, по Писареву, - это связь с жизнью в широком понимании этого слова, глубокое понимание гуманности и свободы, полезность как разумное наслаждение жизнью и способность приносить пользу самому себе и народу.

  Таким образом, рассмотрев взгляды Д.И. Писарева далее мы перешли к нигилистической европейской мысли в лице Ф. Ницше. Краткий анализ его основных воззрений нам необходим для того, чтобы изучить его влияние на русских мыслителей конца XIX века.

  Ницше выступает как радикальный нигилист и требует кардинальной переоценки ценностей культуры, философии, религии. Европейский нигилизм Ницше сводит к некоторым основным постулатам, провозгласить которые с резкостью, без страха и лицемерия считает своим долгом. Эти тезисы: ничто больше не является истинным; бог умер; нет морали; все позволено. Надо точно понять Ницше - он стремится, по его собственным словам, заниматься не сетованиями и моралистическими пожеланиями, а описывать грядущее, которое не может не наступить.

  Существенно, что русское ницшеанство не носило характер единодушного принятия идей и сочинений мыслителя. Проникновение творчества Ницше в отечественную культурно-национальную традицию шло через внутреннюю полемику, критику, опровержение и неприятие ряда положений его философии. Да и понимание идей Ницше в России было далеко не единообразным. Едва ли можно говорить о некоем едином образе Ницше, поскольку каждый отечественный читатель открывал в немецком философе что-то свое. В данной дипломной работе нами были рассмотрены взгляды Преображенского, Мережковского, Соловьёва, Шестова в контексте их взгляда на философию нигилизма Ницше

  Таким образом, в работе мы попытались рассмотреть феномен русского нигилизма, начиная с шестидесятых годов XIX века.

  
  

  СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

  
  

  1.Антонова, Г.Н. Герцен и русская критика 50 - 60-х годов XIX века. [Текст] / Г.Н. Антонова. - Издательство Саратовского университета, 1989.

  2.Антонович, М.А. Асмодей нашего времени. [Текст] / М.А. Антонович. - Литературно-критические статьи. - М., 1961.

  .Волынский, Л.Л. Русские критики. [Текст] / Л.Л. Волынский. - СПб.: 1961.

  .Герцен, А.И. Писарев. [Текст] / А.И. Герцен. - [Текст] / А.И. Герцен. - Собрание сочинений в 30-ти томах, т. 20. М., 1960.

  .Голубев, А.Н. К вопросу о формировании материалистических взглядов Д.И. Писарева [Текст] / Н.А. Голубев. - Научные доклады высшей школы. Философские науки. М.,1964

  .Григорьев, А.А. Парадоксы органической критики. (Письма к Ф.М. Достоевскому). [Текст] / А.А. Григорьев. - Статьи. М., 1989.

  .Грот, Н.Я. Нравственные идеалы нашего времени. [Текст] / Н.Я. Грот. - Издательство Русского Христианского гуманитарного института, 2000.

  .Данилевский, Н.Я. Происхождение нашего нигилизма. [Текст] / Н.Я. Данилевский. - М.: Мысль, 1970.

  .Данилевский, Н.Я. Россия и Европа. [Текст] / Н.Я. Данилевский. - М.: 1995.

  .Демидова, Н.В. Писарев и нигилизм 60-х годов. [Текст] / Н.В. Демидова. М.: Мысль, 1969.

  .Демидова, Н.В. Писарев. [Текст] / Н.В. Демидова. - М.: Мысль, 1969.

  .Добролюбов, Н.А. Собеседник любителей российского слова. [Текст] / Н.А. Добролюбов. - Собрание сочинений в 3-х томах. Т.1. М., 1986.

  .Киреевский, И.В. В ответ А.С. Хомякову. [Текст] / И.В. Киреевский. - М.: Наука, 1989.

  .Кузнецов, Ф.Ф. Нигилисты? Д.И. Писарев и журнал «Русское слово». [Текст] / Ф.Ф. Кузнецов. - М.: Художественная литература, 1983.

  .Леонтьев, К.Н. Восток, Россия и славянство. [Текст] / К.Н. Леонтьев. - М.: Эксмо, 2007.

  .Мережковский, Д.С. Толстой и Достоевский. [Текст] / Д.С. Мережковский. - Полное собрание сочинений в 17-ти томах, т.8. М., 1913.

  .Немировский, А.С. Наши идеалисты и реалисты. [Текст] / А.С. Немировский. - СПб, 1993.

  .Ницше, Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей [Текст] / Ф. Ницше. - М.: REFL-book, 1994.

  .Ницше, Ф. Так говорил Заратустра. [Текст] / Ф. Ницше. - М.: Интербук, 1990.

  .Новиков, А.И. Нигилизм и нигилисты. Опыт критической характеристики. [Текст] / А.И. Новиков. - СПб.: Лениздат, 1972.

  .Общественные науки и современность. / Российская академия наук. - М.: Наука, 2000, №6.

  .Писарев, Д.И. Базаров. [Текст] / Д.И. Писарев. - Литературная критика в 3-х томах. Т.1. М., 1965.

  .Писарев, Д.И. Идеализм Платона. [Текст] / Д.И. Писарев. - Собрание сочинений в 4-х томах, т.1. М., 1955.

  .Писарев, Д.И. Схоластика XIX века. [Текст] / Д.И. Писарев. - Собрание сочинений в 4-х томах, т.1. М., 1955.

  .Преображенский, В.П. Фридрих Ницше: критика морали альтруизма. [Текст] / В.П. Преображенский. - М.: Наука, 2004.

  .Соловьёв, В.С. Оправдание добра. [Текст] / В.С. Соловьёв. - М.: Мысль, 1988.

  .Тихомиров, Н.Д. Ницше и Достоевский. Черты из нравственного мировоззрения того и другого. [Текст] / Н.Д. Тихомиров. - СПб.: 1995.

  .Тургенев, И.С. Отцы и дети. [Текст] / И.С. Тургенев. - М.: Художественная литература, 1978.

  .Философские науки. / Академия гуманитарных исследований. -М.: Гуманитарий, 1998, №1.

  .Франк, С.Л. Ф.Ницше и этика «любви к дальнему»Текст С.Л. Франк. - Сочинения, М., 1990.

  .Франк, С.Л. Этика нигилизма. [Текст] / С.Л. Франк. - Сочинения, М., 1990

  .Хайдеггер, М. Европейский нигилизм. [Текст] / М. Хайдеггер. - М.: Художественная литература, 1987.

  .Хомяков, А.С. Несколько слов о «Философическом письме». [Текст] / А.С. Хомяков. - М.: Мысль, 1968.

  Facebook

  Twitter

  Вконтакте

  Одноклассники

  Google+